10 уроков Мариэтты Чудаковой
Чему научила нас главная булгаковедка страны
Авторка: Шура Гуляева
Редакторка: Екатерина Мартынова
Коллаж: Витя Ершов
В коллаже использовано фото Евгения Одинокова / РИА Новости
Редакторка: Екатерина Мартынова
Коллаж: Витя Ершов
В коллаже использовано фото Евгения Одинокова / РИА Новости
Публикация: 23 ноября 2021
Позавчера не стало Мариэтты Чудаковой, филологини, которая никогда не была чужда политике. Она считала Августовский путч одним из лучших воспоминаний ее жизни, а еще Чудакова проехала всю Россию на машине: развозила книги по детским библиотекам и встречалась со школьниками.
Рассказываем, как она читала Булгакова, Зощенко и Олешу, за что ругала советское литературоведение и почему выпустила роман для подростков о Егоре Гайдаре.
Рассказываем, как она читала Булгакова, Зощенко и Олешу, за что ругала советское литературоведение и почему выпустила роман для подростков о Егоре Гайдаре.
10 уроков Мариэтты Чудаковой
Чему научила нас главная булгаковедка страны
«Мы были ее студентами. У меня есть смешное и теплое воспоминание, как она привела нас к себе домой на внеуниверский семинар и кормила салатами, потому что "студенты вечно голодные"», — вспоминает о филологине Мариэтте Чудаковой Дарья Серенко. Чудаковой не стало 21 ноября 2021 года, однако то, что она была нашей современницей, трудно представить, если тебе чуть больше 20 лет; еще сложнее — что она учила знакомых тебе активисток. Чудакова знала лично трех жен Булгакова, поддерживала Ельцина в 1990-е и будто прожила весь XX век, хотя родилась только в 1937 году.
За более чем полвека Чудакова написала сотни статей, в том числе первые крупные биографии Михаила Булгакова и работы, посвященные Юрию Олеше и Михаилу Зощенко. DOXA собрала десять уроков, которые оставила нам Мариэтта Чудакова: ее тексты, аудиолекции и взгляды.
«Мы были ее студентами. У меня есть смешное и теплое воспоминание, как она привела нас к себе домой на внеуниверский семинар и кормила салатами, потому что "студенты вечно голодные"», — вспоминает о филологине Мариэтте Чудаковой Дарья Серенко. Чудаковой не стало 21 ноября 2021 года, однако то, что она была нашей современницей, трудно представить, если тебе чуть больше 20 лет; еще сложнее — что она учила знакомых тебе активисток. Чудакова знала лично трех жен Булгакова, поддерживала Ельцина в 1990-е и будто прожила весь XX век, хотя родилась только в 1937 году.
За более чем полвека Чудакова написала сотни статей, в том числе первые крупные биографии Михаила Булгакова и работы, посвященные Юрию Олеше и Михаилу Зощенко. DOXA собрала десять уроков, которые оставила нам Мариэтта Чудакова: ее тексты, аудиолекции и взгляды.
1. «Жизнеописание Михаила Булгакова»
Когда в начале 1970-х Мариэтта Омаровна начала работать над архивом Михаила Булгакова, оказалось, что о писателе неизвестно почти ничего. Когда к концу советской оттепели наконец-то вышла сокращенная версия «Мастера и Маргариты», о Булгакове было известно только: а). Родился в Киеве; б). Учился на врача; в). Поставил спектакль «Дни Турбиных», полюбившийся Иосифу Сталину.
«Я была в специфической ситуации: мне не на что было ссылаться», — вспоминала Чудакова свой первый обзор на биографию Булгакова, вышедший в 1976 году. С тех пор она больше десяти лет изучала письма писателя к его сестре Надежде, общалась со всеми тремя женами Булгакова (к первой, Татьяне Николаевне, она приезжала в Туапсе три раза), встречалась с его однокурсниками. В 1988 году вышло «Жизнеописание Михаила Булгакова» Чудаковой — первая научная биография драматурга. «Литературоведческий текст, посвященный Михаилу Булгакову, невозможен без ссылок на статьи Мариэтты Чудаковой, и так будет десятилетия вперед», — говорит журналист Дмитрий Бутрин.
Когда в начале 1970-х Мариэтта Омаровна начала работать над архивом Михаила Булгакова, оказалось, что о писателе неизвестно почти ничего. Когда к концу советской оттепели наконец-то вышла сокращенная версия «Мастера и Маргариты», о Булгакове было известно только: а). Родился в Киеве; б). Учился на врача; в). Поставил спектакль «Дни Турбиных», полюбившийся Иосифу Сталину.
«Я была в специфической ситуации: мне не на что было ссылаться», — вспоминала Чудакова свой первый обзор на биографию Булгакова, вышедший в 1976 году. С тех пор она больше десяти лет изучала письма писателя к его сестре Надежде, общалась со всеми тремя женами Булгакова (к первой, Татьяне Николаевне, она приезжала в Туапсе три раза), встречалась с его однокурсниками. В 1988 году вышло «Жизнеописание Михаила Булгакова» Чудаковой — первая научная биография драматурга. «Литературоведческий текст, посвященный Михаилу Булгакову, невозможен без ссылок на статьи Мариэтты Чудаковой, и так будет десятилетия вперед», — говорит журналист Дмитрий Бутрин.
2. Мир «Мастера и Маргариты»
Первые издания «Мастера и Маргариты» выходили «с купюрами», как любила говорить Чудакова, то есть, с цензурой. Хотя писатель Константин Симонов, занимавшийся публикацией романа, обещал вдове Булгакова Елене Сергеевне выпустить полный вариант книги, она умерла за три года до выхода оригинальной версии. Как и многие ее соотечественники, так и не увидевшие полноценного выхода текста «Мастера и Маргариты» — Мариэтта Омаровна подобными высказываниями подчеркивала исключительность этого текста как для русской литературы, так и для понимания советской эпохи. Образ «дьявола Сталина», атмосфера доносов 1930-х годов в романе, опасность быть «мастером» перед лицом руководства своей страны, «нехорошая квартира» как метафора Большого террора — все эти интерпретации Булгакова предложила в своих анализах Чудакова, оставив читателям огромное пространство для изучения творчества одного из главных писателей 20 века.
Первые издания «Мастера и Маргариты» выходили «с купюрами», как любила говорить Чудакова, то есть, с цензурой. Хотя писатель Константин Симонов, занимавшийся публикацией романа, обещал вдове Булгакова Елене Сергеевне выпустить полный вариант книги, она умерла за три года до выхода оригинальной версии. Как и многие ее соотечественники, так и не увидевшие полноценного выхода текста «Мастера и Маргариты» — Мариэтта Омаровна подобными высказываниями подчеркивала исключительность этого текста как для русской литературы, так и для понимания советской эпохи. Образ «дьявола Сталина», атмосфера доносов 1930-х годов в романе, опасность быть «мастером» перед лицом руководства своей страны, «нехорошая квартира» как метафора Большого террора — все эти интерпретации Булгакова предложила в своих анализах Чудакова, оставив читателям огромное пространство для изучения творчества одного из главных писателей 20 века.
3. Проблемы советской литературы
Чудакова никогда не стеснялась в выражениях — этим, в том числе можно объяснить ее влияние на советское литературоведение. Небольшой, но показательный в этом плане текст, осмысляющий проблемы изучения литературы с конца 1950-х, — ее статья в выпуске журнала «Вопросы литературы» 1987 года. Так, например, Мариэтта Омаровна критиковала предисловия к изданиям «полулегализованных» авторов второй половины XX века:
«Формировался специальный отряд дозировщиков – тех, кому доверено было вымерять дозы введения в общественный оборот «запятнанных» (и не до конца отмытых реабилитацией) имен. Зарождалась каста авторов предисловий.
Они ставили на творческое наследие писателя свое личное клеймо двусмысленного качества. Степень допуска писателя к читателю была пропущена через брезгливо-поощрительную их оценку, через их "но" и "однако"».
Чудакова также писала о медленных темпах перевода крупных изданий в СССР в 1950-80-е — из-за этого снижался профессиональный уровень литературоведения и даже формировалось неравенство среди филологов, поскольку они имели разный доступ к научным работам, особенно зарубежным. «Неожиданно наступил момент обнародования нового взгляда на вещи – и оказалось, что обнародовать, собственно, нечего», — Чудакова никогда не стеснялась в выражениях.
Чудакова никогда не стеснялась в выражениях — этим, в том числе можно объяснить ее влияние на советское литературоведение. Небольшой, но показательный в этом плане текст, осмысляющий проблемы изучения литературы с конца 1950-х, — ее статья в выпуске журнала «Вопросы литературы» 1987 года. Так, например, Мариэтта Омаровна критиковала предисловия к изданиям «полулегализованных» авторов второй половины XX века:
«Формировался специальный отряд дозировщиков – тех, кому доверено было вымерять дозы введения в общественный оборот «запятнанных» (и не до конца отмытых реабилитацией) имен. Зарождалась каста авторов предисловий.
Они ставили на творческое наследие писателя свое личное клеймо двусмысленного качества. Степень допуска писателя к читателю была пропущена через брезгливо-поощрительную их оценку, через их "но" и "однако"».
Чудакова также писала о медленных темпах перевода крупных изданий в СССР в 1950-80-е — из-за этого снижался профессиональный уровень литературоведения и даже формировалось неравенство среди филологов, поскольку они имели разный доступ к научным работам, особенно зарубежным. «Неожиданно наступил момент обнародования нового взгляда на вещи – и оказалось, что обнародовать, собственно, нечего», — Чудакова никогда не стеснялась в выражениях.
4. «Мастерство Юрия Олеши»
«Фразы Олеши стояли особняком одна от другой; легко и быстро каждая из них завершалась точкой; каждая фраза четко описывала предмет или жест и, исчерпав свою «тему», не имела далеко идущих последствий; она удивляла полным отсутствием многозначительности», — отдельную научную работу Чудакова посвятила «потерянному гению» советской литературы Юрию Олеше и его роману «Зависть», одному из главных высказываний о «лишнем человеке» в постреволюционной России. Слишком странный в своей «ясности» Олеша и сам был отчасти «лишним» в советской литературе — в этом его феномен, о котором пишет Мариэтта Омаровна.
«Фразы Олеши стояли особняком одна от другой; легко и быстро каждая из них завершалась точкой; каждая фраза четко описывала предмет или жест и, исчерпав свою «тему», не имела далеко идущих последствий; она удивляла полным отсутствием многозначительности», — отдельную научную работу Чудакова посвятила «потерянному гению» советской литературы Юрию Олеше и его роману «Зависть», одному из главных высказываний о «лишнем человеке» в постреволюционной России. Слишком странный в своей «ясности» Олеша и сам был отчасти «лишним» в советской литературе — в этом его феномен, о котором пишет Мариэтта Омаровна.
5. «Поэтика Михаила Зощенко»
Еще одна ставшая классикой работа Чудаковой, посвященная отдельному советскому писателю, — о том, как в 1920-х годах писатель Михаил Зощенко по сути перепридумал позицию автора, выдавая в рассказах голос рассказчика за свой собственный. Примеряя маски героев, Зощенко нашел возможность говорить «от себя», но «не своим» голосом. А о том, как писатель воскресил жанр журнальной юморески, Мариэтта Омарована рассказывала в курсе Arzamas.
Еще одна ставшая классикой работа Чудаковой, посвященная отдельному советскому писателю, — о том, как в 1920-х годах писатель Михаил Зощенко по сути перепридумал позицию автора, выдавая в рассказах голос рассказчика за свой собственный. Примеряя маски героев, Зощенко нашел возможность говорить «от себя», но «не своим» голосом. А о том, как писатель воскресил жанр журнальной юморески, Мариэтта Омарована рассказывала в курсе Arzamas.
6. От «великой утопии» Горбачева к «эпохе Ельцина»
Чудакова всегда была в политике: от критики советского строя через проблемы литературоведения до иронии над «временем Путина», которое даже не тянет на эпоху. В 1990-е она публично поддерживала Ельцина и до конца жизни считала Августовский путч 23 августа 1991 года одним из лучших воспоминаний ее жизни в XX веке. В тот день она увидела закрытую дверь здания ЦК КПСС на Старой площади: «Дверь была заклеена внахлест двумя листами формата А4, и на них шариковой ручкой было крупно написано "ЦК КПСС закрыт". Более замечательных слов я, наверное, не слышала, со стихами не сравнить».
В нулевые Чудакова много писала о политике в «Ведомостях». Вспоминала ошибки Михаила Горбачева, называя его правление «великой утопией», заново пересобирала в 2006 году эпоху Ельцина, говоря, что он создал «ту страну, в которой мы сейчас живем, с ее гражданским и каждодневным бытом». Но особенно подробный анализ конца «советской империи», Августовского путча и его последствий для России Чудакова написала для журнала «Знамя» в том же 2006 году.
Чудакова всегда была в политике: от критики советского строя через проблемы литературоведения до иронии над «временем Путина», которое даже не тянет на эпоху. В 1990-е она публично поддерживала Ельцина и до конца жизни считала Августовский путч 23 августа 1991 года одним из лучших воспоминаний ее жизни в XX веке. В тот день она увидела закрытую дверь здания ЦК КПСС на Старой площади: «Дверь была заклеена внахлест двумя листами формата А4, и на них шариковой ручкой было крупно написано "ЦК КПСС закрыт". Более замечательных слов я, наверное, не слышала, со стихами не сравнить».
В нулевые Чудакова много писала о политике в «Ведомостях». Вспоминала ошибки Михаила Горбачева, называя его правление «великой утопией», заново пересобирала в 2006 году эпоху Ельцина, говоря, что он создал «ту страну, в которой мы сейчас живем, с ее гражданским и каждодневным бытом». Но особенно подробный анализ конца «советской империи», Августовского путча и его последствий для России Чудакова написала для журнала «Знамя» в том же 2006 году.
7. Цензура 1920-х годов
«Цензурные ограничения стесняют литературу, давят, калечат, <...> но чтобы остановить писателя полностью, его надо уничтожить…», — отдельные лекции Чудакова посвящала советской цензуре 1920-х годов. Отправной точкой в этой теме для Мариэтты Омаровны стал «Философский пароход» 1922 года, который она прямо называла «высылкой умнейших людей России». Через этот образ филологиня рассказывала, например, о том, как Андрей Платонов в «Котловане» рисовал реальность того времени, где «уничтожение людей становится бытом». А анализируя поэму Александра Твардовского о коллективизации «Страна Муравия», Чудакова подробно объясняла, как писатели приспосабливались к власти большевиков.
«Цензурные ограничения стесняют литературу, давят, калечат, <...> но чтобы остановить писателя полностью, его надо уничтожить…», — отдельные лекции Чудакова посвящала советской цензуре 1920-х годов. Отправной точкой в этой теме для Мариэтты Омаровны стал «Философский пароход» 1922 года, который она прямо называла «высылкой умнейших людей России». Через этот образ филологиня рассказывала, например, о том, как Андрей Платонов в «Котловане» рисовал реальность того времени, где «уничтожение людей становится бытом». А анализируя поэму Александра Твардовского о коллективизации «Страна Муравия», Чудакова подробно объясняла, как писатели приспосабливались к власти большевиков.
8. Тыняновские чтения
Больше 30 лет, начиная с 1982 года, Чудакова вместе с другими филологами и историками собирала «Тыняновские чтения» — конференцию по актуальным проблемам культуры, названную в честь писателя-формалиста Юрия Тынянова. За это время в чтениях принимали участие литературоведы Юрий Лотман, Михаил Гаспаров и Лидия Гинзбург, теоретик искусства Михаил Ямпольский, историк Натан Эйдельман и десятки других ученых. По итогам встреч публиковались «Тыняновские сборники» с критическими докладами о литературе и советской истории — последний выпуск вышел в 2019 году.
Больше 30 лет, начиная с 1982 года, Чудакова вместе с другими филологами и историками собирала «Тыняновские чтения» — конференцию по актуальным проблемам культуры, названную в честь писателя-формалиста Юрия Тынянова. За это время в чтениях принимали участие литературоведы Юрий Лотман, Михаил Гаспаров и Лидия Гинзбург, теоретик искусства Михаил Ямпольский, историк Натан Эйдельман и десятки других ученых. По итогам встреч публиковались «Тыняновские сборники» с критическими докладами о литературе и советской истории — последний выпуск вышел в 2019 году.
9. «Егор: Биографический роман»
Мариэтта Омаровна считала детей справедливее взрослых, нередко даже здравомысленнее, поэтому много писала для них. Она выпускала и подростковые детективы, и сборники обязательных для прочтения в юности книг, а ее последней крупной работой стала книга «Егор: Биографический роман» о политике Егоре Гайдаре, которого Чудакова считала одной из самых выдающихся личностей XX века. «Когда Егору исполнилось четыре года, его отдали в детский сад. Ходить туда он не любил. Ему хорошо было дома, где соблюдались "либеральные порядки": как рассказывает его мама, разрешалось все. Кроме того, что не разрешено: лгать, лениться, сквернословить и плохо относиться к старшим», — так начинается роман.
Мариэтта Омаровна считала детей справедливее взрослых, нередко даже здравомысленнее, поэтому много писала для них. Она выпускала и подростковые детективы, и сборники обязательных для прочтения в юности книг, а ее последней крупной работой стала книга «Егор: Биографический роман» о политике Егоре Гайдаре, которого Чудакова считала одной из самых выдающихся личностей XX века. «Когда Егору исполнилось четыре года, его отдали в детский сад. Ходить туда он не любил. Ему хорошо было дома, где соблюдались "либеральные порядки": как рассказывает его мама, разрешалось все. Кроме того, что не разрешено: лгать, лениться, сквернословить и плохо относиться к старшим», — так начинается роман.
10. «Постсоветский путешественник»
Чудакова проехала Россию на машине — «от Владивостока до Москвы», как она говорила. Она развозила свои книги по региональным детским библиотекам, сама встречалась со школьниками, а однажды ее поездки превратились в путевые заметки «постсоветского путешественника» в «Новой газете». Гоголевские размышления о русской дороге мешались с добродушными мечтами о «чистых сортирах» на федеральной трассе. Такая любовь Чудаковой к стране, которая с каждой сменой власти оставляла ей все больше разочарования, кажется отчасти иррациональной. Но Мариэтта все же называла себя патриоткой и оставалась путешественницей до конца жизни.
Чудакова проехала Россию на машине — «от Владивостока до Москвы», как она говорила. Она развозила свои книги по региональным детским библиотекам, сама встречалась со школьниками, а однажды ее поездки превратились в путевые заметки «постсоветского путешественника» в «Новой газете». Гоголевские размышления о русской дороге мешались с добродушными мечтами о «чистых сортирах» на федеральной трассе. Такая любовь Чудаковой к стране, которая с каждой сменой власти оставляла ей все больше разочарования, кажется отчасти иррациональной. Но Мариэтта все же называла себя патриоткой и оставалась путешественницей до конца жизни.