Большевики являлись радикальными западниками. Большевистская литература была полна ссылок на Французскую революцию 1848 года и Парижскую коммуну, но никогда не упоминала гаитянскую или мексиканскую революции. «Колесо истории», по мнению Троцкого и Ленина, любивших эту метафору, катилось от Петрограда к Берлину, а не от бескрайней русской деревни к полям Морелоса или антильским плантациям.
В одной из глав своей «Истории русской революции» Троцкий выразил сожаление по поводу того факта, что крестьяне обычно игнорируются учебниками истории, точно так же, как театральные критики не обращают внимания на рабочих, которые за кулисами управляют занавесом и меняют декорации. Однако в его собственной книге крестьяне предстают в основном как безликая масса. Ими не пренебрегают, но наблюдают за ними издалека, скорее с аналитической отстраненностью, чем с сочувствием.
В определенный момент большевики начали подвергать сомнению свое видение крестьянства, унаследованное от работ Маркса о французском бонапартизме, — как культурно отсталого и политически консервативного класса. Но их пролетаристский инстинкт оказался слишком силен, чтобы довести такой пересмотр до конца. В итоге это сделал антиколониальный коммунизм в период между двумя мировыми войнами, причем не без теоретических и стратегических конфликтов.
В Китае коммунистический поворот к крестьянству стал результатом как сокрушительного поражения городских революций середины 1920-х годов, так и попыток вписать марксизм в национальную историю и культуру. После кровавых репрессий со стороны Гоминьдана
◻️ ячейки Коммунистической партии в городах были почти полностью ликвидированы, а ее члены заключены в тюрьмы и подвергнуты преследованиям. Отступая в деревню, где была возможность скрыться и реорганизовать движение, многие коммунистические лидеры стали смотреть на крестьянство другими глазами, отказавшись от прежнего прозападного взгляда на азиатскую «отсталость».
Этот стратегический поворот, предмет острых споров между Коммунистическим Интернационалом и его китайской секцией в 1930-е годы, был заявлен Мао Цзэдуном в начале 1927 года, еще до массовых убийств, учиненных Гоминьданом в Шанхае и Кантоне в том же году. Вернувшись в родную провинцию Хунань, Мао написал знаменитый текст, в котором назвал крестьянство, а не городской пролетариат движущей силой китайской революции.
В 1931 году, вопреки влиянию Москвы, которая рассматривала крестьянские ополчения исключительно как спусковые механизмы городских восстаний, Мао настаивал на построении советской республики в Цзянси. Не веря в крестьянский характер китайской революции, он не смог бы организовать Великий поход, чтобы противостоять машине уничтожения, запущенной Гоминьданом. Великой поход, грандиозное предприятие, первоначально считавшееся трагической неудачей, стало прологом к успешной борьбе в следующем десятилетии: сначала против японской оккупации, а затем против самого Гоминьдана.
Провозглашение Китайской Народной Республики в Пекине в 1949 году стало результатом процесса, который, начавшись восстаниями 1925 года, привел к Великому походу и антияпонскому сопротивлению, а в Октябрьской революции 1917 года обрел одну из своих необходимых предпосылок. Но это был и результат пересмотра стратегии. Между китайской и русской революциями существовала сложная генетическая связь. Три основных измерения коммунизма — коммунизм как революция, как режим и как антиколониализм — символически слились в китайской революции.
Как радикальный разрыв с традиционным порядком, это, бесспорно, была революция, возвестившая конец многовекового угнетения. Итогом же гражданской войны стал захват власти военизированной партией, которая с самого начала установила свою диктатуру в самых авторитарных формах. А победа коммунистов в 1949 году, оказавшаяся результатом пятнадцатилетней борьбы сначала против японской оккупации, а затем против Гоминьдана — националистической силы, агента великих держав Запада, — ознаменовала не только конец колониализма в Китае, но и, если смотреть шире, стала значимой вехой в глобальном процессе деколонизации.
После русской революции социализм перешагнул границы Европы, встал на повестку дня на глобальном Юге и в колониальном мире. СССР, в силу своего промежуточного положения между Европой и Азией, а также гигантской территории, разместившийся на двух континентах, населенный разнообразными национальными, религиозными и этническими общностями, стал новым перекрестком между Западом и колониальным миром. Большевизм был в состоянии говорить на равных и с пролетарскими классами промышленно развитых стран, и с колонизированными народами Юга.
В XIX веке антиколониализма на Западе почти не существовало. Заметным исключением было анархистское движение, активисты и идеи которого широко циркулировали между Южной и Восточной Европой, Латинской Америкой и различными странами Азии. После смерти Маркса социализм связывал свои надежды и ожидания с растущей силой промышленного рабочего класса, который включал в себя в основном белых мужчин и был сконцентрирован в развитых (чаще всего протестантских) капиталистических странах Запада.
В каждой массовой социалистической партии имелись сильные течения, отстаивавшие «цивилизаторскую миссию» Европы во всем мире. Социал-демократические партии, особенно действовавшие в крупнейших империях, отложили освобождение колоний до социалистических преобразований в Европе и Соединенных Штатах. Большевики в корне порвали с такой традицией.
Второй конгресс Коммунистического Интернационала, состоявшийся в Москве в июле 1920 года, утвердил программный документ, призывавший к революциям против империализма в колониях: целью стало создание коммунистических партий в колониальном мире и поддержка национально-освободительных движений. Конгресс открыто утвердил радикальный отход от старых социал-демократических взглядов на колониализм.
Через пару месяцев большевики организовали в Баку, столице Азербайджана, съезд народов Востока, собравший почти две тысячи делегатов от двадцати девяти азиатских народов. За пять лет до коммунистических восстаний в Шанхае и Кантоне восемь китайских делегатов не играли никакой роли в дискуссиях. Тем не менее, ретроспективно нельзя игнорировать символическое символическое измерение бакинского съезда. В своей инаугурационной речи Григорий Зиновьев напрямую заявил, что Коммунистический Интернационал порвал со старыми социал-демократическими установками, согласно которым «цивилизованная» Европа может и должна выступать в качестве воспитателя «варварской» Азии
[9]. Революция перестала считаться исключительной прерогативой «белых» европейских и американских рабочих, а социализм теперь нельзя было представить без освобождения колонизированных народов.
Противоречивые отношения между коммунизмом и национализмом проявятся в последующие десятилетия, но у истоков глобального антиколониализма стояла Октябрьская революция. В 1920-е годы антиколониализм внезапно переместился из области исторически возможного в область политической стратегии и военной организации. Об этом эпохальном изменении было объявлено на бакинском съезде.
Союз коммунизма и антиколониализма пережил несколько моментов кризиса и напряженности, связанных как с идеологическими конфликтами, так и с императивами внешней политики СССР. В конце Второй мировой войны Коммунистическая партия Франции участвовала в коалиционном правительстве, которое жестоко подавляло антиколониальные восстания в Алжире и на Мадагаскаре, и десятилетие спустя, в начале Алжирской войны, партия поддержала премьер-министра Ги Молле. В Индии коммунистическое движение оказалось на обочине во время Второй мировой войны из-за своего решения приостановить антиколониальную борьбу и поддержать Британскую империю, вступившую в военный союз с СССР против стран Оси.
Эти примеры ясно показывают противоречия коммунистического антиколониализма, но они не отрицают историческую роль СССР как тыла многих антиколониальных революций. Весь процесс деколонизации происходил в условиях Холодной войны, при том балансе сил, который был установлен существованием СССР.
Если смотреть ретроспективно, деколонизация предстает как исторический опыт, в котором постоянно соединялись ранее упомянутые противоречивые измерения коммунизма — эмансипация и авторитаризм, революция и диктаторская власть. В большинстве случаев антиколониальная борьба задумывалась и организовывалась как военные кампании освободительных армий, а установленные ей политические режимы с самого начала были однопартийными диктатурами.
В Камбодже по окончании ожесточенной войны военное измерение антиколониальной борьбы полностью задушило какие-либо освободительные порывы, а захват власти красными кхмерами немедленно привел к установлению геноцидального режима. Счастье восставшей Гаваны первого января 1959 года и ужас камбоджийских полей смерти — диалектические полюса коммунизма-как-антиколониализма.