«К тому моменту нашу часть города заняли российские силы, я хотела остаться в Украине, но уже было все равно, куда уезжать, — лишь бы выбраться. По слухам мы знали только, что от магазина “Метро” в 3,5 км от нас отходят эвакуационные автобусы. Идти туда надо было минут 40, но я с мамой и двумя детьми просто не дошла бы, а ехать мне не на чем было», — Анна вспоминает, как сосед, которого она попросила присмотреть за машиной, вместо этого украл ее и вывез свою семью.
Но зато незнакомый Анне мужчина, которого она встретила рядом с убежищем, согласился помочь и под обстрелами довез ее вместе с двумя детьми и пожилой мамой до магазина «Метро». Выяснилось, что эвакуационный автобус оттуда везет только до поселка Володарское, он под контролем ДНР. «Привозят в школу, на входе сидят так называемые волонтеры, которые составляют списки эвакуированных. И говорят: “Те, кого мы записали, завтра поедут в Ростов”».
«Первый мой вопрос был: почему в Ростов? Я не хочу туда», — рассказывает Анна. Ей ответили, что других направлений не предлагают. По дороге в Ростов можно было еще выйти в Таганроге. «В этой школе столько эвакуированных было, что они располагались и в коридорах, и на полу — холодно, голодно. Люди спали на картонках на кафельных полах, кто мог — на стульях. Школа неотапливаемая. Такой перевалочный пункт, я вам передать не могу... Но нам повезло: поместили в подвал, там было что-то вроде спортивного зала, а потому на полу были маты и было теплее. Возможности хоть куда-то выехать люди ждали по 3–4 дня», — вспоминает Анна.
В итоге ждать она больше не могла: в школе познакомилась с мужчиной, который предложил доехать до Донецка, но за
15 тысяч гривен. Анна согласилась, нужно было вывозить детей и маму. О фильтрации они узнали по дороге — на российском блокпосту: выяснилось, что для передвижения по ДНР нужно получить пропуска. Ближайшее место, где можно это сделать, — РОВД города Докучаевска, который с 14-го года контролируется силами сепаратистов.
«Мы приехали и увидели огромную очередь, было 9 утра, а люди стояли с 6 и никуда не сдвинулись», — говорит Анна. Женщине снова повезло: с новорожденным сыном, дочкой и пожилой мамой ее пропустили вперед. «Сфотографировали в профиль и анфас, как в тюрьме, взяли ксерокопию паспорта, документов на детей, отпечатки пальцев долго собирали: сначала вся ладонь, и так и сяк, потом каждый палец по отдельности. Просмотрели телефон: фотографии, мессенджеры, скачали список контактов. Дали три пропуска на меня и детей — маму, потому что она непризывного возраста, смотреть не стали», — Анна описывает рутинную процедуру, которую должен пройти каждый человек, воспользовавшийся гуманитарным коридором через ДНР и Россию.
В Донецке Анна оставалась с 22 марта по 13 апреля. Сначала жила у брата, потом там стали сильнее стрелять — женщина переехала с семьей в гостиницу. Искала возможность уехать. На ее глазах в РОВД фильтрацию проходили другие люди: сначала они ждали один день, а когда Анна уже выезжала из города, их ожидание занимало по 3–4 дня.
Анна рассказывает, как поехала в приемную главы самопровозглашенной ДНР Дениса Пушилина, чтобы выяснить, каким образом можно выбраться из республики. Там ее уговаривали остаться: «Сказали:
“Мы вас устроим на общественные работы, будете получать по 30 тысяч рублей (при том, что обычно у местных зарплата 20), отремонтируем ваши дома, тем, у кого дома под снос, выдадим квартиры в других. В России вас ничего не ждет, оставайтесь с нами”. Обещали выплаты детям, старикам — пенсию». Обстрелы тем временем учащались, а деньги на гостиницу у Анны заканчивались.
«Мы ждали фильтрацию в Новоазовске, в актовом зале, где было 600 человек, спали все на полу или стульях. Туалет на улице — всего две кабинки. Волонтеры в камуфляже рассказывали нам о том, что в ДНР мы сможем получать по 40 тысяч в месяц, уговаривали остаться, обещали отстроить дома заново», — рассказывает 19-летний Артем Кищик, он бежал из Мариуполя с мамой. Во время обстрела погиб младший брат Артема: 16-летнего парня убило осколком, когда он вместе с матерью поднялся из подвала в свою квартиру за едой.
«На следующий день наш дом взяли русские или днровцы, я их не отличаю, он стал огневой точкой, взрывы были ужасающие. Почти сразу, 20 марта, мы решили уезжать», — вспоминает Артем. Он был с семьей в левобережном районе, прошел с матерью 6–7 километров до ближайшего блокпоста, как и все, узнал, что путь от постоянных обстрелов лежит только через ДНР.
«Я боялся, что могут мобилизовать: казалось, что, если есть 18, они тебя с руками и ногами заберут против воли. Как минимум поэтому я хотел скорее уехать из ДНР. Из лагеря можно было выйти свободно, но, если пропустишь свою очередь, придется еще дольше ждать фильтрации. Меня словили, как и нескольких других молодых парней, отвели на допрос. Я врал или ничего не отвечал на все вопросы: “Ты же видел, что Азов творит?” Говорю — да. “У тебя есть знакомые из Азова, из полиции из каких-то органов?” Говорю: ничего не знаю, я сам с Киева. И меня отпустили», — вспоминает Артем.