Центральным событием в истории Ирана последних 50 лет была Исламская революция 1979 года, которая сменила прозападный режим Мохаммеда Пехлеви на теократическое государство аятоллы Хомейни. Несмотря на то что режим Пехлеви сложно было назвать демократией, Иран был связан с миром, десятки международных компаний и организаций функционировали в стране.

После революции, которую осуществил союз военных, левых сил, рабочих и религиозных консерваторов, установился режим с исламом в его идеологическом центре. Количество допустимого снизилось, ситуация с правами человека в стране ухудшилась, из Ирана стали уходить иностранные компании, а ВВП страны стабильно падал на 10%–30% каждый год. Ситуацию ухудшила Ирано-иракская война 1980–1988 годов, в которой погиб каждый сотый иранец, и практически каждая семья в стране столкнулась с войной, став свидетелями увечий и смертей близких или знакомых.

В XXI веке критика Ирана оппозицией из-за рубежа не утихала и дала основания для самых серьезных санкций в отношении страны. В 2006 году в сети были опубликованы материалы, обвиняющие Иранскую республику в разработке атомного оружия в обход МАГАТЭ ◻️. После этого большая часть санкций в отношении Ирана была вызвана именно их ядерной программой. Начиная с 2006 года произошло пять волн санкционных ограничений и международных резолюций:

Однако самый серьезный удар по экономике страны был нанесен администрацией Дональда Трампа в 2017–2018 годах. В 2018 Соединенные Штаты обнулили ядерную сделку и вернули ограничения, снятые администрацией Барака Обамы в 2015–2016 годах. Этот этап санкций почувствовал на себе практически каждый иранец: страну отключили от SWIFT, легальных нефтяных поставок, иранских студентов начали высылать из США, а десятки иранских приложений и сервисов удалили из Appstore и Google Play. В 2019–2020 годах ситуация только ухудшилась, а обстрел американских военных баз и убийство иранского генерала Сулеймани обострили конфликт до прямых угроз на международных площадках.

Несмотря на то что главная задача санкций — оказать влияние на политический режим, зачастую они в первую очередь отражаются на жизни обычных людей. Али и Парса, недавние выпускники иранских университетов, рассказали, как их сверстники проживали годы максимального международного давления на страну: что для них значили черный рынок, закрытые магазины, недостаток медикаментов и постоянная угроза войны. Али и Парса не их настоящие имена. Даже находясь за пределами страны, они боятся политических репрессий против своих близких из-за публикаций в иностранной прессе.

Али Азизи

Бакалавр экономического факультета иранского университета,

PhD по экономике в США

Есть экономические сложности, вызванные санкциями: инфляция и безработица — лишь основные из них. Я и большая часть моих друзей не поддерживаем преступления своего правительства, некоторые из нас даже счастливы, когда видят новые санкции против режима. Хочется верить, что мир так преподносит урок нашему правительству. Но в тоже время ты видишь сложности своей семьи и близких, то, как санкции разрушают жизнь и очень редко приводят к позитивным изменениям. Ты понимаешь, что действия мирового сообщества необходимы, чтобы предотвратить превращение Ирана в Северную Корею, но выходит это грубо и жестоко.

Банковская система Ирана не подключена к международной, и иранская карточка не работает нигде в мире. Возникают проблемы с программным обеспечением: когда я хотел скачать иранское приложение Snap, похожее по функционалу на Uber, мне пришлось дозагружать еще несколько «костылей» ◻️ для совершения, казалось бы, простой задачи. Санкции могут сделать повседневную жизнь невыносимой. Когда я уезжал учиться, мне нужно было купить билеты из Ирана в США. Из-за санкций единственной доступной опцией был билет от Qatar Airways, невероятно дорогой авиакомпании.

Парса Мехранфар,
Университетский преподаватель и исследователь театра,
живет и работает в Тегеране

Для меня, сколько я себя помню — лет с десяти или одиннадцати, — уже были санкции. Они разрастались, как снежный ком, становясь все больше и больше. Я и значительная часть иранцев постепенно свыклись с санкциями. Даже после того как Дональд Трамп стал президентом США и запустилась программа Maximum Pressure ◻️, люди свыклись.

К тому времени я уже учился в Европе и вернулся в страну лишь осенью 2021 года. Но до этого, в 2016 году, как раз когда избрали Трампа, я пошел служить в армию: в Иране это обязательно. Между Ираном и США, с момента как я был ребенком, все время были конфликты. Страх вторжения в нашу страну всегда витал в воздухе. Между нами даже была шутка, отсылающая к американскому супермену: «Что это? Это птица? Это самолет? Это атака США?». Я всеми силами пытался отложить свой призыв в армию из-за страха войны. В то время у Ирана были мелкие конфликты с Саудовской Аравией ◻️, а отношения с США были напряженными уже слишком долго. Моя семья и друзья говорили: «Ни в коем случае не иди в армию, может начаться война». К счастью, моя служба протекала не на границе — я работал в больнице.

На мой взгляд, в Иране до сих пор большая часть граждан против режима. Я говорю это потому, что на предыдущих выборах половина населения, имевшая право голоса, отказалась голосовать ◻️. Есть люди, которые возмущены ситуацией, но дело в том, что режим становится все более и более жестоким, любые действия против него опасны. Я, например, очень зол на национализацию интернета. В этом отношении Иран берет пример с России и Китая. Я и мои друзья не хотим такого будущего, но выходить [на акции протеста] боимся, потому что страшно из-за возможных последствий.

Был массовый антисанкционный протест 14–15 лет назад, и я в нем участвовал. После революции у исламской партии был лозунг: «Долой США» — он был популярен на митингах. Однако тем, кто кричал: «Долой США», люди кричали в ответ другой лозунг — «Долой Россию». Это был своего рода инициирующий момент. После него начались долгие дискуссии о том, что делает российское правительство, а в прошлом году была утечка файлов министра иностранных дел Ирана, что вызвало скандал. Слили запись, на которой он объясняет роль Российской Федерации в договоре между Ираном и Западом ◻️. Раньше иранцы считали, что Россия поддерживает Иран, но оказалось, что она его «предает». Российское правительство действительно не хочет, чтобы Иран заключал договор с миром. Иранскому народу нужна отмена жестоких санкций, но Россия не позволяет этому произойти ◻️.

C момента ухода иностранных компаний с рынка Ирана в стране расцвел черный рынок иномарок и компьютерных технологий. Это даже привело к появлению трех обменных ставок валюты ◻️ внутри страны: по официальному курсу валюту невозможно купить, а на черном рынке она стоит в три раза дороже. В торговых центрах стали открываться пиратские магазины с «брендовой» одеждой, а в интернете — появляться подпольные сайты и трекеры. Сложнее всего сказалось на иранцах уничтожение линий поставок медикаментов — после начала эпидемии COVID-19 это чуть не привело к гуманитарному кризису ◻️. Организация Human Rights Watch не раз выступала с заявлениями, что экономические санкции, введенные против страны, «причиняют ненужные страдания иранским гражданам, подверженным тяжелым заболеваниям».

Парса Мехранфар
Иранский черный рынок и рынок легальный переплетены до такой степени, что их уже невозможно различить. Вначале иностранные технологии можно было купить лишь на черном рынке, но через два года государство решило ворваться в него и установить свои правила. Теперь каждый раз, когда ты покупаешь смартфон, нужно явиться в государственное учреждение и зарегистрировать его за дополнительные деньги, иначе он перестанет работать: заблокируют симкарту или найдут еще какой-нибудь способ. Так случилось со мной, когда я уезжал из страны учиться и купил на сайте в Курдистане незарегистрированный Samsung A15. Платить за него дополнительные деньги, чтобы сделать телефон «легальным» в глазах правительства, мне казалось безумным, но когда я вернулся в страну пару месяцев назад, я уже не смог использовать телефон: он просто не работает.

Из-за отсутствия доступа к SWIFT возникает дикий геморрой, когда хочешь что-то купить или заплатить за подписки, пройти GRE/SAT/TOEFL/IELTS ◻️. Ты хочешь поучаствовать в онлайн-курсе по твоей специальности, но не можешь. Когда я подавал документы в университеты вне страны, я никак не мог внести плату за подачу заявки, в итоге я писал просто тонну имейлов, пытаясь объяснить ситуацию учебным офисам: «Я иранец, и я не могу заплатить». У меня есть друзья, которые работают в сфере анимации и 3D и не могут получить зарплату. Они работают на польскую студию, и им добросовестно платят, но у них просто нет инструмента для получения денег. Приходится регулярно ездить в Турцию, чтобы снимать зарплату, или просто жить в Стамбуле.

Али Азизи
Сейчас валюты в стране недостаточно, и родился уникальный феномен: иномарки — к примеру, машины Toyota — в Иране перепродаются по нескольку раз, и цена становится в два или три раза выше рыночной. Поэтому люди стали использовать машины как активы: они покупают их для того, чтобы сохранить ценность своих денег. Я пока не встречался с таким нигде в мире, потому что машина — это то, что ты потребляешь, используешь, а не ценная бумага в гараже.

По разным оценкам (1, 2), более четырех миллионов иранцев живут за пределами страны. Это результат нескольких волн эмиграции, политических репрессий, войн и экономических потрясений. По мнению Ахмада Зейдабади, главного редактора иранской газеты AZAD и кандидата наук по международным отношениям в Тегеранском университете, причины миграции для многих разнятся, что не позволяет пока выстроить единое сообщество или даже оппозицию в изгнании. Однако работа иранских журналистов продолжает влиять на режим исламской республики: именно журналисты при поддержке леворадикальной Организации моджахедов иранского народа ◻️ заявили в 2002 году о первых доказательствах развития иранской ядерной программы.

Али Азизи
Множество иранцев находится за границей. Около 700 000 иранцев живут только в США, но это забавно: я не знаю никого из них, кроме своего соседа по комнате. Есть небольшие группы, празднующие персидский Новый год, но я не вижу сплоченное сообщество, поддерживающее друг друга. И не знаю, существует ли подобное в других культурах, которые пытаются убежать от авторитарного режима: в индийских, китайских, русских общинах. Сейчас много иранцев не могут вернуться домой: правительство преследует их, если они возвращаются. Однако если что-то изменится, я думаю, они с радостью возьмут билет на самолет и помогут отстроить страну заново.

Что касается образования, то ситуация сильно зависит от того, где вы учитесь. Например, в университете Шарифа — по сути, лучшем в Иране — более 70% студентов, что учились со мной, уехали из страны и продолжили обучение в европейских и американских университетах ◻️. Это доказывает, что система образования работает и санкции повлияли скорее на карьерные возможности внутри страны, чем на качество образования.

Парса Мехранфар
Десятки моих друзей и родственников уехали. Эта масса людей, покидающих страну, не ограничивается только эпохой после 2016 года. После иранской революции были разные волны бегства людей из страны, затем было несколько войн, которые тоже вели к массовой миграции, а еще через десять лет очередная волна людей уехала за границу из-за политических репрессий. Причина не только в санкциях, но и во внутренних проблемах кровожадного авторитарного режима.

Есть много сил, которые пытаются помочь людям внутри страны, но они разрознены. Есть сторонники свергнутой монархии Пехлеви; есть те, кто действительно был вовлечен в революцию, но оказался в изгнании во время внутренних распрей. Как правило, это были левые, и сейчас они или где-то в Албании, или разбросаны по всей Европе. До определенного момента оппозиция не могла найти общий язык, чтобы помочь людям в Иране. Десятки тысяч оппозиционных иранцев живут в США и Великобритании, но для них предел борьбы сейчас — подключение к телеканалам BBC Persian, Voice of America, Manoto.

У оппозиции за рубежом есть претензии и предложения к нынешней власти, но с момента иранской революции прошло уже 34 года. Сделать что-то серьезное и осязаемое, кроме написания гневных статей, сообщество за пределами страны не смогло. Это разочаровывает, я знаю. У нас создать единую оппозицию в изгнании не получилось, может, у вас это получится.

Али Азизи
Если вы рождаетесь в стране, правительство которой не разделяет ваши убеждения, вы уезжаете и пробуете «запретные» свободы. Они заставляют задуматься, почему ничего такого нет на родине. Поэтому после того как я вернулся домой год назад, я почувствовал, что моей стране не хватает чего-то огромного. Возможно, что-то пропало или было украдено. Возможно, это было мое будущее в Иране.

Когда я уехал в другую страну, то меня, молодого студента из Ирана, люди всегда судили по моей национальности. И да, это ужасно, ведь вы жертва своего правительства, но вас все равно будут осуждать за действия власти, которую вы не поддерживаете и не выбирали. Однако есть самые разные люди: некоторые из них не готовы слушать, но многие понимают. Я не русский, но переживал нечто подобное, и я никогда не буду осуждать россиян за действия Путина. Я учусь в университете, где много иностранных студентов, и вижу в последние месяцы забившихся по углам, часто плачущих русских друзей. Но я хочу, чтобы вы знали: мир не видит в вас продолжение Путина и мы можем отделять вас от действий вашего правительства. В свое время мне было крайне важно, каким меня увидит мир, и я был удивлен, что большинство видит полутона. Да, санкции, и тем более война, ужасны, но это точно не значит, что вы никогда больше не почувствуете себя счастливыми. Даже в России, которую, я уверен, вам еще удастся перестроить.

Парса Мехранфар
Прежде всего, я очень хорошо понимаю вас, ребята. Я вырос в стране, отрешенной от мира, с властью, с которой никогда не был согласен. Я знаю, что вы действительно страдаете от того, что ваше правительство начало войну и совершает преступления против всего, во что вы верите. Шок пройдет, и жизнь продолжится, вы будете бороться, и страна будет меняться. Скажу, что и сейчас я совершенно счастлив быть в Иране. Я верю, что вы все еще можете быть счастливы и измените мир.