Сейчас я нахожусь на Шри-Ланке, родные — в Мариуполе. Последний раз мы виделись в ноябре прошлого года, после этого я уехала путешествовать. Созванивалась сегодня, на пять минут, чтобы рассказать новости. Постоянной связи с ними сейчас нет, а если появляется — на вес золота. Они кидают СМС, я пытаюсь дозвониться. Если не выходит, то тоже отвечаю в СМС.

О том, что Россия напала на Украину я узнала 24 февраля утром, у нас разница во времени 3,5 часа. Когда я увидела первые новости — побежала звонить. В Мариуполе война началась раньше — не в 5 утра, а в 2 ночи. Просто никто не понял, потому что у нас всегда рядом стреляют, уже 8 лет идёт война.
Увидела, что бомбят Киев и позвонила родным: папе, брату, бабушке. Я уже попадала под обстрелы на Восточном (район Мариуполя — прим. ред.) в 2015, сидела с кошкой в коридоре и переживала, чтобы не вылетели окна. После слов папы «Стреляют, сильно стреляют» вспомнила себя дома. Окна у папы дома как раз выходят на район, в который обычно прилетает — тот самый, Восточный. Помню, как в феврале 15 года оттуда валил чёрный дым. Это тоже было перед глазами. Но в этот раз я поняла, что эти выстрелы — полномасштабная война.

Родные разделились: сестру с бабушкой и дедушкой отвезли в убежище, папа с мачехой остались дома, брат тоже. Родители мамы с родственниками уехали к маме на квартиру — там безопаснее. Созванивались минимум по 5 раз, было очень страшно и я поддерживала, как могла. Сначала страшно было от смерти и от будущего — как они потом восстановят бизнес, на что будут жить, если сейчас все разбомбят. Сейчас только дикий страх смерти. Очень больно, что они это всё переживают, папа сердечник, двое бабушек, дедушка. Очень страшно, что больше никогда их не увижу. Страшно, что сестре всего 22 года, а она десятый день не выходит из подвалов, плачет и очень надеется на каждые переговоры — что вот-вот и Россия прекратит огонь. Ведь они мирные жители, по которым «не стреляют». Больно, что бабушке страшно. Она у меня невероятная, такая любящая.

Больно за друзей в Киеве, которые переживают войну впервые: слышат взрывы, прячутся, никогда не чувствуют себя в безопасности. Почему они должны терпеть то, с чем не могут побороться в России — с диктатором, который лезет на чужую территорию и не может сам понять, с чем он борется.

Ребятам из Киева было чуть легче — они прыгнули в машину и поехали, у всех были «тревожные чемоданчики». Семья в Мариуполе отнеслась к этому чуть иначе — не хотели уезжать, чтобы мародеры не разграбили. Они привыкли к войне: бабушка ездила в Гнутово (прим.ред — поселок под Мариуполем) даже под обстрелами все 8 лет, родители тоже привыкли. На обстрелы говорят «сегодня снова бухкают». А сейчас уже поздно, из Мариуполя просто не выбраться — боятся, что машину обстреляют. ОБСЕ уже покинули город, думаю, что сейчас вообще никто не поможет выехать.
Когда начинаются обстрелы, они спускаются в подвалы, убежища. Иногда выходят повыше, чтобы словить связь. Первые три дня заходили домой за продуктами, потом быстро шли обратно. Сейчас уже вообще не выйдешь. Папа вчера последний раз зашел в дом забрать животных — из градов обстреляли двор. Спасся в тамбуре и побежал в укрытие. Хорошо, что забрал питомцев: собаку и двух котов. О чем они там в убежище думают и говорят — я не знаю. Мы созваниваемся быстро, чтобы не садился телефон. Сейчас он один на всех, а света попросту нет.

Нет ни света, ни воды, ни газа. Коммунальные службы оперативно чинили в первые дни, сейчас их обстреливают. Выезжают только как становится чуть тише. Они у нас вообще герои! Сегодня уже четвертый день, когда в домах нет абсолютно ничего. В добавок ко всему, я даже не могу позвонить бабушке или позвать волонтеров для помощи. В моем районе настоящий ад — со вчерашнего дня обстрелы просто не прекращаются, родители не могут выехать за пределы своего района. Сегодня друг написал, что у знакомого убили брата, а он узнал об этом только по новостям. Надеюсь, что скоро включат свет и я смогу дозвониться родным, а мои друзья — родителям.
О своей жизни или работе и речи нет. Рутина состоит всего из трех пунктов: быстро позавтракать — первые дни вообще не могли есть, как мы можем есть, если они там сидят с минимальными запасами? — постараться поужинать и сходить в душ. Сейчас стараемся есть, потому что нужны силы, спим максимум по 5 часов, потому что со всеми на телефонах. Ещё постоянно слежу за новостями, потому что у родителей только рабочий кнопочный телефон — ничего не возможно почитать, узнать. Да и связи-то нет. Сейчас помогаю находить жилье тем, кто перебирается. Пробовала волонтерить и перевозить медикаменты в Мариуполь: искала машины, людей, которые готовы купить. Собралась большая база волонтеров со всего мира. Вообще никогда не перестану восхищаться тем, что украинцы так сплоченно работают в разных местах. Кто-то прям на границе, кто-то помогает готовить военным, кто-то пошел в территориальную оборону, все донатят армии. Много людей уехало, но почти все мои знакомые остались и продолжают волонтерить в городах. Так мы потом быстрее отстроим нашу прекрасную страну ????????

Если честно, то я до сих пор не верю, что это всё происходит. Города просто стирают: Волноваху, Мариуполь, Гостомель. Наши ЗСУ (прим. ред. — Вооруженные Силы Украины) — вообще невероятные. Я не знаю, что с нами было бы, если бы не было такой сильной армии. Это очень сильная команда, раз на десятый день российская армия «освободителей» уже практически не двигается по Украине. Могу точно сказать, что атакуют отовсюду: информационная война, физическая и психологическая. Люди очень хотят, чтобы всё закончилось. Я даже не могу представить, как можно настолько беспощадно бомбить. Вчера попало в роддом, садики, школы, торговые центры, площади. Нет тут «мирной армии освободителей». Да и кого освобождать-то. Люди за 8 лет отстроили город, собирались строить университет, новые парки открывали. Всё было хорошо. А теперь это всё превращается в котел.

Люблю свою страну и своих людей в ней. Главное, чтобы все были живы, а страну мы отстроим — это уже наша следующая цель.