Омон и бронетехника на улицах города, светошумовые гранаты и водометы, тысячи протестующих, уличное насилие, раненые и убитые — такая картинка из Центральной Азии уже перестала кого-либо удивлять. В этом году вслед за лопнувшими пузырями общественного недовольства в Казахстане, Таджикистане наступила очередь Узбекистана. В первые дни июля на улицы Нукуса (столицы Республики Каракалпакстан, входящей в состав Узбекистана) вышли тысячи недовольных проектом поправок в Конституцию, по которой Ташкент планировал лишить их автономии.

Хотя протесты быстро подавили, случившееся необычно для Узбекистана. По сути это первый массовый политический протест в стране со времен андижанских событий 2005 года. Тогда первый президент Узбекистана Ислам Каримов безжалостно подавил бунт: только по официальным оценкам, было убито почти 200 человек (по неофициальным — в десять раз больше), а политический режим перешел к ужесточению, и до самой смерти Каримова Узбекистан закрылся от мира.

Вопрос, который многие задают сейчас: Каракалпакстан — это «Андижан Мирзиёева»? Какой реакции на кризис ждать от нынешнего руководства Узбекистана, учитывая, что весь первый президентский срок Шавкат Мирзиёев заново открывал страну миру и избавлялся от каримовского наследия? Приведут ли события в Нукусе к завершению сравнительно нового курса второго президента Узбекистана?

Для внешних наблюдателей может показаться, что раз руководство Узбекистана решило что-то делать со статусом Каракалпакстана, значит, на то были причины. Возможно, там набирало обороты местное сепаратистское движение или назревал конфликт с центральной властью.

Однако за годы существования Каракалпакстана в составе Узбекистана от его автономии фактически ничего не осталось. Намеки на реальное сепаратистское движение в Каракалпакстане возникли в промежутке между развалом СССР и укреплением режима первого президента Узбекистана Ислама Каримова. Однако каракалпакские политические движения начала 1990-х были разрозненны и не могли договориться о будущем статусе республики. Единственный за всю историю Каракалпакстана президент Даулетбай Шамшетов выступал за полную независимость. С ним был не согласен председатель совета министров автономии Амин Таджиев, который считал, что нужно продолжать быть в составе Узбекистана. Были и другие мнения: за присоединение к более близкому этнически, культурно и лингвистически Казахстану или даже за сближение с Россией.

По этому договор через 20 лет (в 2013 году) должен был пройти референдум о статусе республики. Однако к этому моменту Каримов очистил Каракалпакстан от оппозиции и любых ростков сепаратизма. Шамшетов под давлением покинул пост президента, а сама эта должность была упразднена. Сын Шамшетова Бахтияр, который пытался заниматься активизмом, все еще находится в тюрьме за организацию преступного сообщества. Глава возникшей в тот период политической партии «Халык Мапи» (воля народа) Марат Аралбаев загадочно погиб, партию распустили.

Региональных активистов сажали регулярно, зачастую обвиняя в экстремизме — сотни из них до сих пор отбывают свои сроки. Остальные покинули страну и продолжают привлекать внимание к проблемам Каракалпакстана из-за рубежа. Самое известное движение за независимость Каракалпакстана базируется в Норвегии — это «Алга, Каракалпакстан», которое называет себя правительством в изгнании, но внутри региона их влияние ограничено, а лидеры — не популярны и даже не известны.

На уровне элит статус Каракалпакстана в составе Узбекистана был выгоден обеим сторонам еще с советских времен. К примеру, один из самых известных каракалпакских лидеров Каллибек Камалов (первый секретарь Каракалпакского обкома КП Узбекистана с 1963 по 1984 г.) был тесно связан личными интересами с центральной властью в Узбекской ССР. Камалов был одним из обвиняемых в громком «хлопковом деле»◻️, а также приходился родственником известному и, наверное, самому влиятельному за всю историю первому секретарю ЦК КП Узбекской ССР Шарафу Рашидову (сын Рашидова был женат на дочери Камалова, а сын Камалова — на племяннице Рашидова).

Сегодня в вопросе консенсуса элит наблюдается преемственность. Нынешний глава каракалпакского парламента (самая высокая должность) Мурат Камалов — сын того самого Каллибека Камалова.

Если для элит статус-кво — лучший вариант, то для местного общества это так не выглядит. При нынешнем положении вещей, судя даже по официальным данным, в Каракалпакстане жить сложнее, чем в других регионах Узбекистана.

Каракалпакстан занимает больше трети территории Узбекистана, но с плотностью населения с 11,7 человека на квадратный километр (для сравнения в Ташкенте — 6 379). При малочисленном населении Каракалпакстан важен для Ташкента стратегически — через него проходят основные газопроводы Узбекистана, на территории Каракалпакстана расположены крупные нефтяные и газовые запасы. Также Каракалпакстан — чемпион по производству химической продукции в Узбекистане — более 30 процентов.

Всего в 15 процентах домов проведена канализация, и лишь у 57 процентов есть доступ к питьевой воде (остальные берут воду из открытых источников и колодцев). Экономические показатели Каракалпакстана также ниже средних по Узбекистану: в регионе самые низкие уровни занятости населения и экономической активности и один из самых низких уровней дохода и самый высокий уровень бедности (16,4 %).

Но самая большая проблема Каракалпакстана — последствия экологической катастрофы высохшего Аральского моря. В Каракалпакстане люди чаще страдают от рака (на 25 % чаще), болезней дыхательных путей (туберкулезом и астмой болеют в два раза больше, чем в среднем по Узбекистану), к тому же, если в среднем в Узбекистане на тысячу человек приходится 25 инвалидов, то в Каракалпакстане этот показатель достигает 75—100, все это плохо сказывается и на психическом здоровье жителей Каракалпакстана.

Очевидно, что потенциал для недовольства в Каракалпакстане был высоким. Особенно кажется несправедливой ситуация, когда в граничащем с Каракалпакстаном Мангистауском районе Казахстана средние зарплаты в два раза выше (по данным 2021 года, в Каракалпакстане не достигают и $400, в Мангистау — почти $800).

Узбекистан снаружи выглядит оплотом стабильности в бурном море центральноазиатских кризисов, и казалось, поводов для беспокойства здесь нет. Однако внутри страны чувствуется напряженность по поводу внешних событий. Ташкент наблюдает, как один за другим дружеские политические режимы теряют устойчивость: массовые протесты в августе 2020-го в Беларуси, очередной госпереворот в Кыргызстане в октябре 2021-го, приход Талибов к власти в Кабуле в августе 2021-го, неудачная попытка госпереворота в Казахстане в январе 2022-го, бунт памирцев в Таджикистане, и, наконец, война России против Украины.

На последнем острове стабильности нервничали, что могут что-то упустить, и старались подстраховаться. После белорусских протестов в Узбекистане ускорили принятие закона «о митингах» (МВД даже выпустило заявление, опровергающее любые его связи с Беларусью). Особенно сильно впечатлил узбекское руководство кризис в Казахстане. Тогда Мирзиёев срочно прекратил новогодний отпуск и вернулся в офис, во всех учебных заведениях продлили каникулы, а позже на несколько месяцев вернули карантин «из-за эпидемиологической ситуации». На улицах стало больше полиции, а в некоторых городах негласно ввели даже комендантский час, продлившийся аж до мая, который приводил к скандалам с туристами.

Однако этого казалось недостаточно — было ощущение, что нужно залатать те щели, которые потенциально могут привести к трещинам режима. Что-то залатали точечно: например, несмотря на все разговоры о важности гражданского общества, власти усложнили возможность для некоммерческих организаций получать иностранное финансирование.

Самые крупные трещины было решено замазать одним мазком — переписать Конституцию. В отличие от каримовских времен, при Мирзиёеве правительство постаралось создать впечатление партнерства с гражданами. На специальный сайт «Это моя Конституция» каждый гражданин мог отправить свои предложения, которые затем специально созванная Конституционная комиссия должна была просмотреть и опубликовать исправленный вариант. Комиссию возглавил Акмал Саидов, он входил в первую Конституционную комиссию, один из редких политиков каримовских времен, удержавшихся после смены власти.

Однако процесс сбора предложений сложно было назвать прозрачным, и непонятно, какими критериями руководствовалась комиссия, когда отделяла действительно нужные поправки от ненужных. Было заметно, что комиссия свысока относится к общественному мнению, ее председатель однажды назвал пользователей соцсетей «малограмотными гениями».

И все же, когда 25 июня опубликовали новую редакцию Конституции, ее подали как «народную». Среди разнообразных декларативных положений, которые предлагали внести в новую Конституцию (о «культурном наследии великих предков», «социальной справедливости» и «браке между мужчиной и женщиной»), были действительно важные пункты, например, об отмене смертной казни. Однако в новой редакции были и явные признаки усиления президента: теперь его срок длится семь лет, и он сам формирует Совет безопасности и все аффилированные с ним институты (даже совещательные).

Помимо всего этого, в новой версии Конституции была практически полностью переписана 17-я глава о статусе Республики Каракалпакстан в составе Узбекистана. Предлагалось убрать упоминание о том, что Каракалпакстан «суверенная республика», и самое главное — удалить советскую по формулировке статью 74: «Республика Каракалпакстан обладает правом выхода из состава Республики Узбекистан на основании всеобщего референдума народа Каракалпакстана».

Если к увеличению сроков и потенциальному «обнулению» все были готовы, то правки по поводу Каракалпакстана застали общество врасплох. Соцсети забурлили, один за другим стали появляться петиции и видеообращения к президенту, в Каракалпакстане назревало недовольство — об этом писали местные медиа и активисты.

Первой реакцией властей было желание не дать шуму разойтись: СМИ вынуждали удалять материалы о поправке, в Нукусе были перебои с интернетом и связью в целом, началось давление на журналистов, блогеров и активистов. Но эти меры не смогли остановить протест, а наоборот, вывели на улицы больше недовольных.

Протест возник хаотично, но среди толпы появлялись и желающие его возглавить. Главным стал местный активист и блогер Даулетмурат Тажимуратов (его читают и смотрят в телеграме и ютюбе несколько десятков тысяч). По словам Тажимуратова, он обращался к депутатам каракалпакского парламента (Жокаргы Кенес) с просьбой разрешить мирный митинг 5 июля (в этот день должны были опубликовать финальный вариант обновленной Конституции). А протестующих Тажимуратов просил сделать его «лидером каракалпаков» и следовать за ним, чтобы «добиться освобождения Каракалпакстана мирным и законным путем».

В тот же день он пропал, позже выяснилось, что его задержали. Это стало главным тригером для начала многотысячных протестов. Дальше ситуация накалялась. Силовики жестко реагировали, по соцсетям разлетались видео с кадрами насилия. Чтобы угомонить толпу, власти освободили Тажимуратова, вместе с ним к протестующим вышел сам Мурат Камалов — председатель парламента, это самая влиятельная должность в Каракалпакстане. Вместе они залезли на машину и через громкоговоритель пытались уговорить толпу разойтись. Однако толпу уже никто не контролировал, и часть протестующих отправилась к зданию парламента, где, по-видимому, и произошли самые ожесточенные стычки.

В Нукусе президент Мирзиёев на месяц ввел режим чрезвычайного положения. Выступая в парламенте, он обвинил во всем депутатов Каракалпакстана: «Вы сами стояли во главе этого [внесения поправок], вы сами выступили с инициативой, вы сами подписали, сами выступили и сами одобрили. <…> Почему [никто] не позвонил мне и не сказал, что люди недовольны и так далее? <…> Если каракалпакский народ недоволен, ни одна статья никогда не будет изменена».

Все эти меры вместе охладили накал на улицах. Ночевал Мирзиёев в Ташкенте, но на следующий день снова вернулся. На этот раз, помимо депутатов, президент встретился с местными жителями, снова уверил их в том, что никаких непопулярных поправок в Конституции не будет.

Протесты в Каракалпакстане — беспрецедентное событие в современной истории Узбекистана, схожее по своим масштабам лишь с беспорядками в Андижане 2005 года. Мирзиёев впервые в роли президента столкнулся с массовым политическим недовольством, но пока, похоже, справляется.

Хотя власть быстро пошла на уступки: отказалась от идеи отнимать автономию Каракалпакстана, реакция все же была жесткой. Пока известно о 18 погибших (4 из них силовики) и сотнях раненых, больше 500 протестующих задержаны, среди них активист Тажимуратов — против него возбуждено уголовное дело за попытки нарушения конституционного строя. Похожая история и у Лолагуль Каллыхановой, учредителя и главного редактора медиа Makan.uz — главного каракалпакского СМИ, которое освещало протесты — ее считают подозреваемой в «преступлениях, посягающих на общественную безопасность». Сейчас она привлечена в качестве подозреваемой по делу и в процессуальном порядке задержана.

Но даже чтобы совершить переход от классической личной диктатуры к современной автократии, политической машине нужно сильно измениться. Главное отличие в том, что современные автократии много знают о своем обществе. В Китае или всеми любимом в Центральной Азии Сингапуре власти собирают самые разные, в том числе неприятные для себя данные о своих гражданах именно для этого, для того же в России ФСБ проводит закрытые соцопросы. Такие режимы имеют инструменты обратной связи — это в некотором смысле китайская система цензуры по ключевым словам в соцсетях; или созданный «Медиологией» проект «инцидент менеджмент» первого замруководителя АП Сергея Кириенко. Такие инструменты, которых в современном Узбекистане нет, в какой-то мере замещают демократические каналы обратной связи.

Такая изобретательность современных автократий — не прихоть, а единственный способ выживания. В мире, где все как никогда прозрачно, где протесты благодаря технологиям собираются мгновенно, где общество знает о своих руководителях как никогда много, где люди из депрессивных регионов хорошо знают, как отличается их жизнь от жизни соседей.

Руководство Узбекистана может продолжить путь к «осовремениванию» режима, а может пойти по знакомому с каримовских времен пути изоляции и ужесточения. Такое поведение, безусловно, спугнет иностранные инвестиции и нарушит баланс, которого Ташкент аккуратно придерживается в своей внешней политике, как это произошло после 2005 года, когда Каримов выдавил США из страны и ускоренно двинулся в сторону России. Владимир Путин уже созвонился с Мирзиёевым и заявил о дальнейшем укреплении двусторонних отношений.

Опасность этого пути в том, что узбекское общество, которое за первый срок Мирзиёева отвыкло от репрессий, стало гораздо более требовательным к власти. Излишнее давление может вызвать и обратный результат. Какой бы путь руководство ни избрало, Каракалпакстан 2022 года усложнил для Мирзиёева оставшиеся до конца президентского срока годы и вопрос передачи или сохранения власти в 2026 году.