За шаг до социального исключения
Проблемы интеграции украинских бежен_ок в ЕС на примере Чехии
Публикация: 8 августа 2022
Согласно докладу Министерства труда и социальных дел Чехии наибольшее количество украинских бежен_ок в ЕС в пересчете на 100 тысяч житель_ниц приняли Чехия (3646 бежен_ок), Польша (3157 бежен_ок), Эстония (2181 бежен_ок), Литва (2088 бежен_ок), Латвия (1843 бежен_ок) и Болгария (1728 бежен_ок). При этом, по данным Национального механизма оценки интеграции (NIEM)◻️ за 2021 год, Болгария и Польша не набрали даже сорока баллов из максимальных ста за систему интеграции «лиц, пользующихся международной защитой».
В каждой из четырнадцати стран-участниц исследования NIEM в сотрудничестве с местными фондами оценивает правовое положение бежен_ок, национальную стратегию интеграции, участие региональных властей в интеграционных процессах и т.д. На основе этих факторов каждая страна получает баллы в таких категориях, как здравоохранение, жилье, работа.
Фонд Migration Policy Group, который составляет отчеты NIEM, назвал низкие показатели уровня интеграции в ряде стран ЕС «парадоксом долгосрочных интеграционных перспектив»: государства, принявшие наибольшее количество бежен_ок, оказались подготовлены к этому меньше всего. В то же время существует и ряд общих проблем, например, связанных с образованием (от отсутствия языковой поддержки и адаптированных программ до административных барьеров и предубеждений к бежен_кам в школьной среде) и отсутствием систематической помощи в поиске жилья.
В Чехии, которая приняла уже 390 тысяч бежен_ок из Украины, в 2021 году перестала работать координация действий правительства и региональных властей по вопросам жилья для бежен_ок. В Польше, которая приняла уже более 1,1 миллиона украин_ок, правительство оказывало финансовую поддержку местным органам власти и организациям, помогающим бежен_кам с жильем, но не информировало общественность о проблемах в этой сфере.
Волна бежен_ок из Украины привела к тому, что правительства европейских стран в короткие сроки начали организовывать новые механизмы интеграции. Например, вопрос жилья в Чехии был решен во многом благодаря государственной поддержке «солидарных домохозяйств» — людей, которые поселили бежен_ок у себя дома. 44% украинских бежен_ок в Чехии живут в таких домохозяйствах и только 15% в общежитиях.
Но это решение, как и многие другие срочные меры, не является долгосрочным. Европейским странам не хватает проработанной стратегии интеграции.
В каждой из четырнадцати стран-участниц исследования NIEM в сотрудничестве с местными фондами оценивает правовое положение бежен_ок, национальную стратегию интеграции, участие региональных властей в интеграционных процессах и т.д. На основе этих факторов каждая страна получает баллы в таких категориях, как здравоохранение, жилье, работа.
Фонд Migration Policy Group, который составляет отчеты NIEM, назвал низкие показатели уровня интеграции в ряде стран ЕС «парадоксом долгосрочных интеграционных перспектив»: государства, принявшие наибольшее количество бежен_ок, оказались подготовлены к этому меньше всего. В то же время существует и ряд общих проблем, например, связанных с образованием (от отсутствия языковой поддержки и адаптированных программ до административных барьеров и предубеждений к бежен_кам в школьной среде) и отсутствием систематической помощи в поиске жилья.
В Чехии, которая приняла уже 390 тысяч бежен_ок из Украины, в 2021 году перестала работать координация действий правительства и региональных властей по вопросам жилья для бежен_ок. В Польше, которая приняла уже более 1,1 миллиона украин_ок, правительство оказывало финансовую поддержку местным органам власти и организациям, помогающим бежен_кам с жильем, но не информировало общественность о проблемах в этой сфере.
Волна бежен_ок из Украины привела к тому, что правительства европейских стран в короткие сроки начали организовывать новые механизмы интеграции. Например, вопрос жилья в Чехии был решен во многом благодаря государственной поддержке «солидарных домохозяйств» — людей, которые поселили бежен_ок у себя дома. 44% украинских бежен_ок в Чехии живут в таких домохозяйствах и только 15% в общежитиях.
Но это решение, как и многие другие срочные меры, не является долгосрочным. Европейским странам не хватает проработанной стратегии интеграции.
Бежен_ки из Украины рискуют остаться социально исключенными: без поддержки в изучении нового языка, в сегрегированных школах и общежитиях, которые изолированы от других частей города и социальных служб.
Что такое «социальное исключение»?
«Социальное исключение» — перевод англоязычного термина social exclusion (альтернативный перевод: «социальное вытеснение»). В русскоязычной среде этот термин не так популярен и может пугать ассоциациями с тоталитарными государствами, которые наказывают людей изгнанием и ссылками. Эта ассоциация не случайна. Термин «исключение» призван продемонстрировать, что даже в современных обществах, где людей не выгоняют за стены города из-за другой веры или цвета кожи, действуют скрытые механизмы, вытесняющие некоторые группы населения из участия в общественной жизни.
Термин «социальное исключение», согласно докладам ООН, впервые был использован бывшим государственным секретарем Франции Рене Ленуарем в 1974 году для описания людей, оказавшихся в уязвимом положении и оставшихся без поддержки со стороны государства. В эту категорию попадали «умственно и физически неполноценные, суицидальные люди, престарелые инвалиды, дети, подвергшиеся насилию, наркоманы, правонарушители, родители-одиночки, многодетные семьи, маргиналы, асоциальные лица и другие социальные маргиналы».
Значение термина стало меняться после попадания в академические публикации в Британии и Франции. В книге «Переосмысляя социальное исключение» Симон Уинлоу и Стив Холл выделили две главные особенности исключения в сравнении с другими близкими концептами — маргинализацией, изоляцией и деклассированием.
Во-первых, социальное исключение связано с социально-экономическими изменениями и их влиянием на жизнь вытесненных групп. «Жизнь исключенных была вырвана из колеи исторической трансформацией, которая нарушила уверенность современности и бросила нас в новый постмодернистский мир культурной изменчивости, социальной фрагментации и экономической незащищенности», — пишут авторы книги. Центр анализа социального исключения (CASE) также выделяет «внимание к динамике, изменениям во времени и связям между жизнями и поколениями» как одно из преимуществ термина.
Во-вторых, Уинлоу и Холл противопоставляют социальное исключение рассуждениям о «низших классах», в которых положение людей в обществе объясняется «патологиями» и неправильными индивидуальными выборами. Примером здесь служит представление о том, что человек «сам виноват», если остался без работы или на улице. Авторы книги называют это «расчетливо-утилитарным» объяснением, типичным для «неоклассической экономики». Говоря о социальном исключении, они подчеркивают: положение людей в обществе нужно объяснять через системные факторы.
Некоторыми исследователь_ницами концепт социального исключения критикуется как якобы не приносящий ничего нового в сравнении с концептом бедности. Однако их оппонент_ки считают, что бедность — лишь одна из возможных причин или последствий исключения. Помимо экономических факторов, исключение может быть связано с культурными и политическими различиями.
ООН определяет социальное исключение как «состояние, в котором люди не могут в полной мере участвовать в экономической, социальной, политической и культурной жизни, а также процесс, ведущий к такому состоянию и поддерживающий его».
Важно, что исключение — это не только результат, но и процесс. Если человеку отказывают в приеме на работу из-за предрассудков о его национальности, он все еще может быть интегрирован в другие сферы общества. Например, активно участвовать в культурной жизни. Так, человек еще не исключен полностью, но уже становится участником процесса социального исключения.
Термин «социальное исключение», согласно докладам ООН, впервые был использован бывшим государственным секретарем Франции Рене Ленуарем в 1974 году для описания людей, оказавшихся в уязвимом положении и оставшихся без поддержки со стороны государства. В эту категорию попадали «умственно и физически неполноценные, суицидальные люди, престарелые инвалиды, дети, подвергшиеся насилию, наркоманы, правонарушители, родители-одиночки, многодетные семьи, маргиналы, асоциальные лица и другие социальные маргиналы».
Значение термина стало меняться после попадания в академические публикации в Британии и Франции. В книге «Переосмысляя социальное исключение» Симон Уинлоу и Стив Холл выделили две главные особенности исключения в сравнении с другими близкими концептами — маргинализацией, изоляцией и деклассированием.
Во-первых, социальное исключение связано с социально-экономическими изменениями и их влиянием на жизнь вытесненных групп. «Жизнь исключенных была вырвана из колеи исторической трансформацией, которая нарушила уверенность современности и бросила нас в новый постмодернистский мир культурной изменчивости, социальной фрагментации и экономической незащищенности», — пишут авторы книги. Центр анализа социального исключения (CASE) также выделяет «внимание к динамике, изменениям во времени и связям между жизнями и поколениями» как одно из преимуществ термина.
Во-вторых, Уинлоу и Холл противопоставляют социальное исключение рассуждениям о «низших классах», в которых положение людей в обществе объясняется «патологиями» и неправильными индивидуальными выборами. Примером здесь служит представление о том, что человек «сам виноват», если остался без работы или на улице. Авторы книги называют это «расчетливо-утилитарным» объяснением, типичным для «неоклассической экономики». Говоря о социальном исключении, они подчеркивают: положение людей в обществе нужно объяснять через системные факторы.
Некоторыми исследователь_ницами концепт социального исключения критикуется как якобы не приносящий ничего нового в сравнении с концептом бедности. Однако их оппонент_ки считают, что бедность — лишь одна из возможных причин или последствий исключения. Помимо экономических факторов, исключение может быть связано с культурными и политическими различиями.
ООН определяет социальное исключение как «состояние, в котором люди не могут в полной мере участвовать в экономической, социальной, политической и культурной жизни, а также процесс, ведущий к такому состоянию и поддерживающий его».
Важно, что исключение — это не только результат, но и процесс. Если человеку отказывают в приеме на работу из-за предрассудков о его национальности, он все еще может быть интегрирован в другие сферы общества. Например, активно участвовать в культурной жизни. Так, человек еще не исключен полностью, но уже становится участником процесса социального исключения.
Социальное исключение в Европе: пример ром_ок в Чехии
«Мы не определяем нашу целевую группу по этнической принадлежности, но этническая стигматизация — одна из частых проблем, с которыми сталкиваются наши клиенты», — говорит директорка чешского фонда Tady a teď («Здесь и сейчас») Михаэла Стехликова. Tady a teď работает с людьми в «сложной социальной ситуации», внутри фонда это состояние определяют как стадию «за шаг до социального исключения». Целью Tady a teď является это исключение не допустить.
Большинство клиентов фонда — рома. Михаэла связывает это с недружелюбным отношением чешского общества к ромскому населению. Согласно опросам Института социологии Чешской академии наук за 2015 год, 76% чехов считают ромов аморальными, 85% ленивыми, а также 82% считают, что ром_ки нарушают закон.
С Михаэлой мы разговаривали на базе отдыха, где Tady a teď организовал недельный лагерь для «клиентских детей». Дети в нем не только путешествовали во времени, выполняя задания от безумного ученого, но и учились финансовой грамотности: в лагере была своя биржа труда, агентство, предоставляющее мини-кредиты, и различные виды работ от повара до журналиста. Таким образом Tady a teď хочет познакомить детей с системой, с которой они рано или поздно столкнутся.
В реальном мире ромских детей ждут дополнительные трудности по сравнению с игрой в детском лагере. «Наши клиенты ощущают дискриминацию во всех сферах жизни, по которым общество обычно определяет “успешность” человека. Прежде всего, это образование, жилье и работа», — говорит Михаэла. Клиент_кам фонда сложно снять квартиру из-за страхов арендодателей и стереотипов о поведении ромов. То, что потенциаль_ная съемщи_ца является ром_кой, арендодатели «определяют» по цвету кожи. Проблемы в сфере трудоустройства схожи — с той разницей, что в данном случае играет роль еще и образование, которое у клиентов Tady a teď часто неполное и/или низкого качества.
«Официально ребенку не могут отказать в приеме в школу или садик из-за цвета кожи, но общество создало механизмы, с помощью которых ромов отделяют от стандартного потока», — говорит Михаэла. Например, ребенка в детском саду могут перевести на индивидуальную программу, и он/она просто будет находиться дома. В начальной школе сегрегация проходит через присваивание ромским детям диагнозов, на основе которых их переводят в специализированные школы. В таких школах число детей, идентифицирующих себя как рома, иногда достигает 90%. «Уровень образования там намного ниже среднего», — подчеркивает директорка Tady a teď.
Большинство клиентов фонда — рома. Михаэла связывает это с недружелюбным отношением чешского общества к ромскому населению. Согласно опросам Института социологии Чешской академии наук за 2015 год, 76% чехов считают ромов аморальными, 85% ленивыми, а также 82% считают, что ром_ки нарушают закон.
С Михаэлой мы разговаривали на базе отдыха, где Tady a teď организовал недельный лагерь для «клиентских детей». Дети в нем не только путешествовали во времени, выполняя задания от безумного ученого, но и учились финансовой грамотности: в лагере была своя биржа труда, агентство, предоставляющее мини-кредиты, и различные виды работ от повара до журналиста. Таким образом Tady a teď хочет познакомить детей с системой, с которой они рано или поздно столкнутся.
В реальном мире ромских детей ждут дополнительные трудности по сравнению с игрой в детском лагере. «Наши клиенты ощущают дискриминацию во всех сферах жизни, по которым общество обычно определяет “успешность” человека. Прежде всего, это образование, жилье и работа», — говорит Михаэла. Клиент_кам фонда сложно снять квартиру из-за страхов арендодателей и стереотипов о поведении ромов. То, что потенциаль_ная съемщи_ца является ром_кой, арендодатели «определяют» по цвету кожи. Проблемы в сфере трудоустройства схожи — с той разницей, что в данном случае играет роль еще и образование, которое у клиентов Tady a teď часто неполное и/или низкого качества.
«Официально ребенку не могут отказать в приеме в школу или садик из-за цвета кожи, но общество создало механизмы, с помощью которых ромов отделяют от стандартного потока», — говорит Михаэла. Например, ребенка в детском саду могут перевести на индивидуальную программу, и он/она просто будет находиться дома. В начальной школе сегрегация проходит через присваивание ромским детям диагнозов, на основе которых их переводят в специализированные школы. В таких школах число детей, идентифицирующих себя как рома, иногда достигает 90%. «Уровень образования там намного ниже среднего», — подчеркивает директорка Tady a teď.
Как близки украин_ки к социальному исключению?
С конца апреля Tady a teď вместе с двумя другими фондами организует в чешском городе Пльзень интеграционный центр для бежен_ок из Украины. В нем социальные работни_цы предоставляют консультации по вопросам здравоохранения, жилья, работы, образования, а также сопровождают бежен_ок при походах в госучреждения, где необходимо знание чешского языка.
Михаэла Стехликова (Tady a teď) уже наблюдает признаки того, что бежен_ки рискуют остаться отрезанными от общественного большинства. Например, в Плзни появилась идея создать отдельную школу для украин_ок. Эту инициативу поддержали и некоторые украинские родитель_ницы, но некоммерческий сектор высказывал представитель_ницам города свои опасения. «В долгосрочной перспективе выгоднее интегрировать детей в стандартные чешские школы. Тем более, в случае украинских беженцев наши языки и культуры схожи. Процесс интеграции будет проще, чем удержание украинских детей в параллельном мире», — говорит Михаэла. Пока реализацию идеи об отдельной украинской школе поставили на паузу.
На практике интеграция в обычные школы тоже проблематична, прежде всего из-за недостатка мест. По официальной статистике министерства образования, в Чехии до сих пор свободно более ста тысяч мест в садах и начальных школах для украинских детей. Эта статистика основана на том, сколько детей было записано во время двухдневного приема в школы. При этом, по словам Мартина Кубы (глава Ассоциации краев Чехии), число записавшихся украинских детей на 30 тысяч меньше, чем зарегистрировано в Чехии. Вероятно, многие родители не были проинформированы о том, где и как проходит запись.
Кроме того, количество свободных мест в школах сильно разнится в зависимости от города и края. «Украинские беженцы концентрируются в больших городах. Пльзеньский край абсолютно переполнен. Такое количество людей невозможно качественно интегрировать, то есть записать детей в хорошие школы, найти достойную работу и жилье», — говорит Михаэла Стехликова из Tady a teď.
Из-за незнания языка украин_ки вынуждены соглашаться на низкооплачиваемую работу. При этом работодатель_ницы иногда предоставляют и жилье. Так бежен_ка попадает в полную зависимость от фирмы, с которой он_а заключил_а договор. Чешский фонд «Человек в беде» сообщал о случае в городе Холышов: владельцы общежития, куда бежен_ок направляли из официального центра помощи, обязывали своих житель_ниц подписать трудовой договор. Когда фонд публично рассказал об этом, социальных работни_ц перестали пускать на территорию общежития.
44% бежен_ок в Чехии — женщины, 36% — дети. При этом у 43% приехавших семей есть ребенок в возрасте до пяти лет. Из этого вытекает еще одна проблема: мамам не с кем оставить ребенка на время работы. В Германии бежен_кам с детьми выплачивают от 650 евро в месяц. В Чехии никаких дополнительных выплат для матерей с детьми нет.
Михаэла Стехликова (Tady a teď) уже наблюдает признаки того, что бежен_ки рискуют остаться отрезанными от общественного большинства. Например, в Плзни появилась идея создать отдельную школу для украин_ок. Эту инициативу поддержали и некоторые украинские родитель_ницы, но некоммерческий сектор высказывал представитель_ницам города свои опасения. «В долгосрочной перспективе выгоднее интегрировать детей в стандартные чешские школы. Тем более, в случае украинских беженцев наши языки и культуры схожи. Процесс интеграции будет проще, чем удержание украинских детей в параллельном мире», — говорит Михаэла. Пока реализацию идеи об отдельной украинской школе поставили на паузу.
На практике интеграция в обычные школы тоже проблематична, прежде всего из-за недостатка мест. По официальной статистике министерства образования, в Чехии до сих пор свободно более ста тысяч мест в садах и начальных школах для украинских детей. Эта статистика основана на том, сколько детей было записано во время двухдневного приема в школы. При этом, по словам Мартина Кубы (глава Ассоциации краев Чехии), число записавшихся украинских детей на 30 тысяч меньше, чем зарегистрировано в Чехии. Вероятно, многие родители не были проинформированы о том, где и как проходит запись.
Кроме того, количество свободных мест в школах сильно разнится в зависимости от города и края. «Украинские беженцы концентрируются в больших городах. Пльзеньский край абсолютно переполнен. Такое количество людей невозможно качественно интегрировать, то есть записать детей в хорошие школы, найти достойную работу и жилье», — говорит Михаэла Стехликова из Tady a teď.
Из-за незнания языка украин_ки вынуждены соглашаться на низкооплачиваемую работу. При этом работодатель_ницы иногда предоставляют и жилье. Так бежен_ка попадает в полную зависимость от фирмы, с которой он_а заключил_а договор. Чешский фонд «Человек в беде» сообщал о случае в городе Холышов: владельцы общежития, куда бежен_ок направляли из официального центра помощи, обязывали своих житель_ниц подписать трудовой договор. Когда фонд публично рассказал об этом, социальных работни_ц перестали пускать на территорию общежития.
44% бежен_ок в Чехии — женщины, 36% — дети. При этом у 43% приехавших семей есть ребенок в возрасте до пяти лет. Из этого вытекает еще одна проблема: мамам не с кем оставить ребенка на время работы. В Германии бежен_кам с детьми выплачивают от 650 евро в месяц. В Чехии никаких дополнительных выплат для матерей с детьми нет.
Что делать, чтобы не допустить социальное исключение украин_ок?
В марте группа чешских социолог_инь проанализировала предыдущий опыт интеграции бежен_ок в европейских странах и составила список рекомендаций правительству. Часть рекомендаций была реализована: упрощена процедура подтверждения диплома о среднем и высшем образовании, в школах повысили максимальное количество детей в классе.
Нереализованной остается рекомендация об организации обязательного для всех бежен_ок курса чешского языка. Социолог_ини ставят в пример датскую систему, где кажд_ая бежен_ка под угрозой санкций должн_а в течение трех лет после приезда пройти языковой тренинг. Отказ от участия в курсе для безработного человека грозит потерей льгот. По мнению автор_ок рекомендаций, такой курс помогает интегрировать имигрант_ок на рабочие позиции, соответствующие их квалификации.
С обязательностью курса не согласны некоторые социальные работни_цы. «Негативная мотивация работает хуже позитивной. Нужно делать акцент на том, что прохождение курса — это преимущество при трудоустройстве», — говорит работник фонда Ponton и экс-сотрудник «Организации по помощи беженцам» Владислав Скибан. С ним согласна и директорка Tady a teď Михаэла Стехликова, утверждающая, что социальная работа должна исходить из потребностей клиент_ок, а не из принуждения под страхом наказания.
Еще одна важная рекомендация из упомянутого социологического доклада — борьба с теневой экономикой. В декабре 2021 года в Чехии жило почти 200 тысяч украинских граждан_ок. Из-за упрощенного доступа к рынку труда среди украин_ок была популярна трудовая миграция в Чехию. С поиском работы им помогали исключительно «агентуры» — компании, выступающие посредником между работни_цей и работодатель_ницей. Как рассказывает Владислав Скибан, часто «агентуры» работают вчерную, обманывают людей или заставляют их работать в ужасных условиях.
«Как реакция на кризис беженцев среди украинцев в Чехии появилась низовая самоорганизация, возникли сети взаимопомощи. В чешском обществе стали обсуждаться проблемы украинцев, так что сейчас есть возможность исправить ситуацию, — говорит Владислав. — Нужно информировать беженцев по поводу их прав. При этом НКО, правительство и украинское комьюнити должны вместе бороться с недобросовестными работодателями».
Чтобы рассредоточить проблемы по стране и упростить их решение на локальном уровне, важно организовать программы поддержки релокации бежен_ок. Владислав считает, что необходимо оживить «депрессивные районы» с помощью государственных программ и мотивировать людей туда переехать.
45% украинских бежен_ок говорят, что останутся в Чехии как минимум на два года. Социолог Даниэл Прокоп предполагает, что 80% из ныне находящихся в стране украин_ок проведет здесь как минимум следующий школьный год.
Эксперт_ки сходятся на том, что количество украинских детей в школе не должно превышать 20%, иначе возникнут «сегрегированные» классы. Для планомерного распределения детей необходимо, чтобы украинские семьи не боялись уезжать из центральных регионов, а значит нужно обеспечить доступ к работе, жилью и здравоохранению в малонаселенных областях.
Проблемы, проиллюстрированные в этой статье на примере Чехии, актуальны для всех стран ЕС, которым предстоит интегрировать бежен_ок в жизнь общества. Чем раньше украин_ки станут частью европейской системы образования, рынка труда и здравоохранения, тем проще им будет адаптироваться к новой стране.
Нереализованной остается рекомендация об организации обязательного для всех бежен_ок курса чешского языка. Социолог_ини ставят в пример датскую систему, где кажд_ая бежен_ка под угрозой санкций должн_а в течение трех лет после приезда пройти языковой тренинг. Отказ от участия в курсе для безработного человека грозит потерей льгот. По мнению автор_ок рекомендаций, такой курс помогает интегрировать имигрант_ок на рабочие позиции, соответствующие их квалификации.
С обязательностью курса не согласны некоторые социальные работни_цы. «Негативная мотивация работает хуже позитивной. Нужно делать акцент на том, что прохождение курса — это преимущество при трудоустройстве», — говорит работник фонда Ponton и экс-сотрудник «Организации по помощи беженцам» Владислав Скибан. С ним согласна и директорка Tady a teď Михаэла Стехликова, утверждающая, что социальная работа должна исходить из потребностей клиент_ок, а не из принуждения под страхом наказания.
Еще одна важная рекомендация из упомянутого социологического доклада — борьба с теневой экономикой. В декабре 2021 года в Чехии жило почти 200 тысяч украинских граждан_ок. Из-за упрощенного доступа к рынку труда среди украин_ок была популярна трудовая миграция в Чехию. С поиском работы им помогали исключительно «агентуры» — компании, выступающие посредником между работни_цей и работодатель_ницей. Как рассказывает Владислав Скибан, часто «агентуры» работают вчерную, обманывают людей или заставляют их работать в ужасных условиях.
«Как реакция на кризис беженцев среди украинцев в Чехии появилась низовая самоорганизация, возникли сети взаимопомощи. В чешском обществе стали обсуждаться проблемы украинцев, так что сейчас есть возможность исправить ситуацию, — говорит Владислав. — Нужно информировать беженцев по поводу их прав. При этом НКО, правительство и украинское комьюнити должны вместе бороться с недобросовестными работодателями».
Чтобы рассредоточить проблемы по стране и упростить их решение на локальном уровне, важно организовать программы поддержки релокации бежен_ок. Владислав считает, что необходимо оживить «депрессивные районы» с помощью государственных программ и мотивировать людей туда переехать.
45% украинских бежен_ок говорят, что останутся в Чехии как минимум на два года. Социолог Даниэл Прокоп предполагает, что 80% из ныне находящихся в стране украин_ок проведет здесь как минимум следующий школьный год.
Эксперт_ки сходятся на том, что количество украинских детей в школе не должно превышать 20%, иначе возникнут «сегрегированные» классы. Для планомерного распределения детей необходимо, чтобы украинские семьи не боялись уезжать из центральных регионов, а значит нужно обеспечить доступ к работе, жилью и здравоохранению в малонаселенных областях.
Проблемы, проиллюстрированные в этой статье на примере Чехии, актуальны для всех стран ЕС, которым предстоит интегрировать бежен_ок в жизнь общества. Чем раньше украин_ки станут частью европейской системы образования, рынка труда и здравоохранения, тем проще им будет адаптироваться к новой стране.
Международный проект внутри ЕС по поддержке ключевых организаций в сфере интеграции лиц, пользующихся международной защитой.