Квир-человек в СССР оказался в сложной и запутанной ситуации: гомо- и бисексуальные мужчины находились под угрозой преследования; женщины — под давлением нагнетаемой тревоги и
гетеронормативных стандартов (i); трансгендерные персоны — в невозможности свободно проявлять свою гендерную идентичность. Все они имели мало источников информации о сексуальности и гендере, а окружавшие дискурсы патологизировали и криминализировали их идентичность, навязывая девиантность и осуществляя функционирование
«власти-знания» (i). Но дискриминирующая обстановка также становилась пространством переосмысления, в рамках которого квир-персоны изобретали практики говорения, сопротивления, сопереживания. Так, они собственной деятельностью «подрывали» существующий гендерный порядок тогда, когда власть не позволяла легально демонстрировать инаковость. В 1970—1980-х годах в крупных городах советской России существовала квир-субкультура, которая проявлялась в
«плешках» (i), ЛГБТ-прессе и деятельности первых ЛГБТ-организаций.
Чаще всего знакомства между квир-персонами завязывались благодаря
«гей-радару» (gaydar) (i): «Я смотрел на него, мы разговаривали, вокруг [были] люди. Я на него смотрел и понимал, что он такой же, как и я. И он про меня это тоже понимал»
⚪. Те, кому повезло жить в крупном городе и встретиться с «нужным» человеком, могли стать частью локального коммьюнити. Сообщество функционировало как подпольная и закрытая сеть, попасть в которую было совсем непросто: «Нельзя было просто открыть дверь и войти, надо было найти много ключей от большого количества дверей <…>»
⚪. Квир-персоны стремились к созданию собственного «микросоциума», несмотря на то, что это повышало их риски подвергнуться
аутингу (i) и пережить негативные последствия, например, оказаться отчисленными из университета. Об актах дискриминации со стороны работников образовательных учреждений респонденты говорят намного реже, но отдельные случаи отмечают наличие негативной среды. Например, во время учебы в МГУ один из респондентов переживал о возможном отчислении «из-за гомосексуальности». Однажды он застал своих знакомых в общежитии во время секса и решил обезопасить друзей — встал «на шухере» у входа в комнату: «Они, конечно, испугались, я не стал никому рассказывать, сами понимаете. Это их личная жизнь, которая никак не отражается на учебе, но в то время их вполне могли исключить из МГУ из-за такой глупости»
⚪.
В критических ситуациях сообщество помогало решать насущные проблемы, например спасало от уголовного преследования. И у образовавшегося коммьюнити не было территориальных границ — люди из самых разных городов оказывались тесно связаны:: «Но геи повсюду геи, для нас нет границ. Я ездил в Вильнюс, в Ташкент, в Душанбе. Практически весь союз объездил — но я общался [только] среди голубых. <…> Я знал, что
голубому (i) везде помогут»
⚪.
Тогда квир-сообщество часто общалось с помощью телефонных звонков и писем. При этом, люди, разговаривающие через такую «социальную сеть» чувствовали себя защищенными: не изобретали шифров, старались писать напрямую и даже давали свои настоящие адреса и персональные данные. Например, одна из респонденток описывает свой опыт так: «Нужно было прийти в почтовое отделение и спросить, нет ли писем на такой-то номер документа. Там целый ящик стоял, <…> оператор просматривала <…> и выдавала эти письма <…>. Это было несложно и действительно безопасно»
⚪.
В жизни квир-персон было два сообщества, между которыми выстраивались особые взаимоотношения. С одной стороны, было коммьюнити, к которому человек принадлежал и с которым регулярно поддерживал связи. С другой стороны, у квир-людей формировалось представление о «широком» сообществе, включающем в себя в целом всех гомосексуальных персон, об ориентации которых что-то было известно. Так формировалось
воображаемое сообщество (i), для которого не существовало ни территориальных, ни временных границ, что близко и понятно в реальности взаимных подписок. Но воображаемое сообщество советских квиров включало в себя не рядовых граждан, а деятелей культуры, искусства, исторических персонажей: «В советское время про Валерия Леонтьева говорили, что он гей. Потом — про Бориса Моисеева, который был в окружении Аллы Пугачевой и про Сергея Пенкина. <…> Не было никаких подтверждений, но все подогревалось соответствующими нарядами, телодвижениями»
⚪.
Принадлежащими к квир-людям считали и Машу Распутину, и Муслима Магомаева, и Жанну Агузарову. Создание такого коммьюнити, вероятно, должно было нормализовать гомосексуальность.