Сейчас ничем из того, что было раньше в моей жизни, я не занимаюсь. У меня нет возможности обучаться, да и какой диплом я получу? ДНР? С парнем мы расстались 20 февраля, а в апреле под обстрелами он уехал к дяде в Россию, теперь ждет, скучает, зовет к себе. Я понимаю его решение — я не виню страну, я виню лишь людей, которые поддерживают войну. Мне бы хотелось поехать к нему, но я знаю, что в этом нет смысла. Все мои друзья тоже уехали, сейчас они находятся в разных странах: кто в Украине, кто в России, некоторые в Германии, Ирландии, Швейцарии, Италии и Испании. Они смогли уехать, потому что у них есть машины. Из нашей компании в Мариуполе осталась одна я.

Сама я боюсь уезжать в неизвестность: денег нет, да и все мои родственники находятся в Мариуполе. Они не хотят уезжать, так как всю жизнь провели здесь. Мы живем все вместе, делим друг с другом обязанности: кто готовит еду, кто убирает, кто рубит дрова. Так же было, когда мы жили в бомбоубежище: я должна была помогать маме с готовкой и мыть посуду, а дальше чем-нибудь себя занимать. Каждое утро с первых дней войны до середины апреля мы вставали в полшестого из-за близких боев или потому что в дом поблизости прилетел снаряд. Когда стало известно, что началась война, я подумала, что все будет, как в 2014, — достанется немного и все. Надеялась на лучший расклад. В первые дни я даже не плакала, не переживала, не чувствовала страха. Тогда все воспринималось как игра: спущусь на пару часов в подвал и потом домой. Боялись всего в основном взрослые. Молодежь, как я, оставалась спокойной. Когда 23 марта в наш подвал вошли военные ДНР, мы не чувствовали страха — лишь поняли, что нас захватили.

Страх появился лишь однажды во время сильного обстрела. Я очень боялась умереть под завалами. Боялась, что в меня попадет «шальная пуля». Тогда я перестала ночевать дома, стала оставаться в бомбоубежище. Страшно было настолько, что даже в душ ходила всего раз в неделю. Спали мы на дверях, которые смогли найти, застилали их матрасами, простынями, одеялами — чем больше, тем лучше, лишь бы не было твердо и холодно. Ели то, что получалось украсть, найти или забрать из дома. Тогда, да и сейчас, в Мариуполе настоящий закон джунглей: каждый сам за себя.

Самое кошмарное из того времени — вечер, когда мы все вместе вышли из бомбоубежища. Снаружи было тихо, только вдалеке где-то стреляли, но мы, привыкшие, даже не обращали внимания. Я стояла у костра, мама с дядей Вовой пошли в гараж за продуктами, а папа с другими мужчинами отправился в местный айс-центр. На катке пробило заливочную машину, и они решили набрать оттуда воды. Все разошлись, было очень спокойно, и вдруг начался жуткий обстрел. По всему двору летали пули, осколки. Мы быстро убежали в бомбоубежище, закрыли металлическую дверь, буквально через 10 секунд в нее попал большой обломок. Думаю, если бы мы остались у входа, большинство из нас не выжило бы. Мама с дядей Вовой в это время лежали на полу в гараже. Они закрыли друг друга брикетами с замороженным мясом, чтобы задержать пули. Тяжелее всего пришлось тем, кто пошел на каток: стоило им зайти туда, как обстрел начался сразу с двух сторон. Наш сосед Коля рассказывал, что, пока они лежали на полу, у них над головой проносились пули, осколки, а с потолка на них сыпались обломки здания. Он нашел рядом с собой игрушечного ангелочка, прижал к груди и молился о том, чтобы выжить в этом кошмаре. К счастью, все остались живы, никто не пострадал.

Теперь кажется, что жизнь в бомбоубежище была сном, но, пересматривая свои видео, я понимаю, что все было реально. Осознание того, что идет война, приходит только сейчас. Я часто плачу, потому что не знаю, как жить дальше. Когда я начала снимать тиктоки, я почувствовала, что не одна, что есть те, кто понимает и разделяет мои переживания. Правда, отвлечься все равно не получается: вижу происходящее на Украине, и слезы на глаза наворачиваются.

Я снимаю, чтобы люди знали, что происходит на самом деле. Многим мои видео нравятся, потому что они видят информацию от человека, который прямо сейчас находится в Мариуполе. Идеи для роликов рождаются сами. Например, иду я домой, вижу — висит последний на левом берегу◻️ флаг Украины. Улыбнулась, сняла на телефон, сделала тикток: «Что заставляет меня улыбаться в Мариуполе».

Родители не знают, что я снимаю видео о жизни в Мариуполе: не думаю, что им это будет интересно. На самом деле, с начала войны отношения у нас ухудшились, мы все переругались, ссоримся каждый день из-за ерунды. Зато меня очень поддерживает подружка из Винницы, мы познакомились в интернете в первые дни войны. Я благодарна судьбе за то, что у меня есть такой человек. Она всегда меня выслушает, поможет советом, часто зовет к себе. Ее родители тоже обо мне знают и предлагают переехать, помочь с жильем, работой, деньгами на первое время. Мне очень повезло.

Свободное время я провожу, общаясь с подругой в интернете или монтируя тиктоки, больше заняться нечем. Интернет здесь очень плохой: фильм или ютуб не посмотреть, видео не загрузятся, а как-то отвлечься от этого кошмара нужно. Раньше я работала в волонтерской организации, раздающей мариупольцам гуманитарную помощь. Сначала я была фасовщицей — распределяла муку, сахар и другие продукты в общий пакет и отдавала на выдачу. Потом работала дежурной и следила, чтобы в штаб не заходили незнакомые люди. Волонтерят в Мариуполе многие жители. В одном центре работают 150−200 человек. Среди них много молодежи от 14 до 35 лет.

Сейчас я выхожу гулять, но, когда вижу разрушенные знакомые места, чувствую ненависть и злость. Я любила весь город, а теперь его нет. К счастью, важное для меня место — море — не тронуто, его ведь не разбомбить. Мы часто проводили там время с друзьями и «‎дурели» всей компанией. Теперь мы не общаемся, у них новая жизнь без Мариуполя. Я и одна развлекаюсь, например, недавно подстригла себе челку. Это был интересный опыт. Самостоятельно стричь себе волосы очень неудобно, иногда мне кажется, что получилось криво, но мне было весело!