Одной из самых заметных наших акций было «сожжение буржуя» у журфака МГУ осенью 1994. Фанерное чучело буржуя было в малиновом пиджаке и модных штанах, а чтобы его жечь, я купил ацетон. В мегафон кричали: «Революция это оргазм нации!». Расписывали асфальт из баллончиков («Кто не А, тот Б... !» и «Вся власть студентам!»). Один из нас выступал в резиновой маске Фредди Крюгера и с табличкой на шее «Я жил на одну стипендию!». Кто-то бросил в огонь пластинку Богдана Титомира
[Популярный хип-хоп исполнитель в начале 90-х. — Прим. ред.] ЗПТ и дым нашего аутодафе стал по-настоящему черным.
и дым нашего аутодафе стал по-настоящему черным. Закончилось как всегда — милиция начала всех выдавливать от памятника Ломоносову, в нее полетели бутылки и еще что-то, заранее запасенное для такого случая, организаторов задержали.
Мы были настолько популярны, что даже оказались участниками акции Марата Гельмана в огромном пустом бассейне, на месте которого тогда только собирались строить Храм Христа Спасителя. На дне бассейна мы размахивали черным знаменем и требовали вернуть воду в бассейн обратно. По замыслу Гельмана каждый художник должен был представить там проект того, что появится на этом месте. А православное казачество окуривало нас ладаном и требовало восстанавливать храм.
Постепенно отделения «Студзащиты» возникали и в других городах. В Питере профсоюз возглавил известный анархист Алексей Щербаков. Там активисты распространяли листовки-инструкции, как студенту ездить зайцем в транспорте и устраивали потасовки с официальными профсоюзами.
В Твери наши сторонники превратили майский «День пионерской организации» в столкновения с ОМОНом внутри студенческого общежития (ТверГУ).
В Иваново решили оптимизировать стипендию: оставить только отличникам), ночью Университет (ИвГУ) загорелся, решение об оптимизации отменили, но тамошние лидеры «Студзащиты» были задержаны по подозрению в поджоге и попали в разработку.
А где-то, как в Новосибирске, наш профсоюз просто был «крышей» для протестных рок-концертов.
На пике нашей активности в «Студзащите» состояло более 12 тысяч студентов. Понятно, что цифра эта номинальная по типу «тоже записался». Но реально речь шла о нескольких сотнях активистов по стране.
В 1995 мы видели себя аналогом американских
«Студентов за демократическое общество», бывших в 1960-х общей вывеской для всех тогдашних «новых левых», от пацифистов до уличных бойцов. Мы были всерьез намерены наращивать темп и драйв борьбы, потому что студенты — это малый мотор революции, который вот-вот разбудит и приведет в движение все остальное общество. Эта логика Герберта Маркузе нравилась нам, хотя мы отлично знали, что на Западе она давно провалилась.
Исполкомы профсоюза проходили в каком-нибудь свободном корпусе Университета или иногда даже в самой Госдуме у дружественных коммунистических депутатов.