К стойке транспорта периодически подходила женщина — мне очень грустно, но я не помню ее имени. Я только помню, как в первые дни выдавала ей крем и шампунь, и что у нее сухая кожа. Она подходила с фразой «Ой, наконец-то у вас никого тут нет» и начинала с нами болтать. Она была худой и высокой, и говорила быстро, с замечательной шутливо-суетливой интонацией. Она спрашивала про разные страны и рассказывала, что люди, у которых она остается («замечательные, замечательные, конечно»), вообще не топят свою квартиру, про то, как ей холодно, и что может быть взять и махнуть в Португалию. Она всегда ставила свой рюкзак на колени и держалась за него, она напоминала мне Шапокляк из старого «Чебурашки», но вместо шляпы и платья — коротенький болотный пуховик и джинсы. Мне почему-то очень хотелось, чтобы она была моей тетей или знакомой мамы, чтобы мы могли сидеть дома и хихикать над чем-то вечным и глупым. Каждый раз она спрашивала: «Вам еды принести, девочки? Бутербродик?», и радовалась, когда мы соглашались. Иногда она мельком упоминала своего мужа, и мне становилось не так весело.
Как-то она села и спросила, есть ли у нас автобусы до Львова. Я растерялась и спросила, зачем ей во Львов, если она уже здесь. Она сказала, что ее там ждет посылка со всеми ее вещами: «Так много красивых хороших вещей же было, а сейчас только одна куртка. А к этим вот, знаете, секонд хендам я не готова еще. Еще не готова. А я так доеду до Львова, возьму посылочку и обратно сразу». Я сказала, что это очень небезопасно, но она возразила, что Львов еще не бомбят. Женщина рядом сказала сухо: «Х тоже не бомбили». (
X, потому что я не могу вспомнить, какой город она назвала. Какой-то из тех городов, которые стали бомбить спустя некоторое время после начала войны. Тогда ее фраза имела свинцовый привкус, но сейчас я никак не могу вспомнить название этого города.) Надеюсь, она поехала в Португалию, а не во Львов.
Галина пришла вечером 20 марта, когда у моей коллеги уже дергался глаз. Она спросила, можно ли поехать в Швецию по объявленному предложению, но на своей машине — у нее старые родители. Волонтерка ее не поняла, разозлилась и сказала, что нет. Хотя это был мой первый день на транспорте, я подумала, что это странно. Почему нельзя? Я попросила номер шведов, позвонила. Мне ответил их польский контакт, что все возможно, но нужно позвонить завтра утром.
Следующим утром я первым делом нашла Галину, и мы снова набрали этот номер: все шло хорошо. Меня перенаправили на их начальницу. У нас был один кнопочный телефон на всех, с которого можно было звонить куда угодно. Позвонила в Швецию. Сделка была такая: компания помогает Галине, а Галина работает на эту компанию на складе. Я спросила, кем она работала до этого. Она улыбнулась и сказала: «Замдиректора METRO, но я готова и на складе!» С начальницей Патрицией мы договорились обменяться имейлами, но письма никак не доходили, как бы мы ни сверяли электронные адреса. Прошел час, два, Галина иногда ко мне подходила, но я и так постоянно смотрела то на свои имейлы, то на этот несчастный кнопочный телефон. Отчаявшись, я начала набирать смс. Это заняло у меня много времени, из тревожных соображений отправила ей смс и со своего телефона тоже хотя знала, что оно не дойдет. В промежутках между работой я также перевела резюме Галины, и его отправила тоже. Ближе к вечеру мне наконец пришел шведский имейл и кнопочный телефон зажегся: «
It seems our emails were bouncing!» Я все еще не очень понимаю, что это значит. Главное — мы связали Галину со шведами в Варшаве и купили ей билет на паром. Я поймала ее в коридоре и сказала: «Имейл пришел, все в порядке! Все решилось!» Она остановилась и начала плакать, она открывала рот, чтобы что-то сказать, но не могла сдержать слез. Вдруг она пошла к столу, взяла ручку, на белом листе А4 написала «Спасибо за
помощь!» и убежала. Я впервые за несколько дней заплакала, совсем немножко. Взяла этот листок, сложила его и положила к себе в рюкзак. Я никогда его не выкину.
Чуть позже Галина нашла меня в столовой, я переводила ей новые имейлы, мы все обсуждали, она сказала: «Все, я успокоилась, можно поговорить!» Я отчетливо помню, как мы стояли, прислонившись к колонне. И я пошутила про то, что буду в Нидерландах до выпуска в июле, а потом меня, может, сошлют обратно в РФ. Она изменилась в лице, выпрямилась, и я с каким-то тихим надломом поняла, что она искренне за меня переживает.
Галина доехала до Швеции через два дня, она написала: «Без вашей помощи это все было бы невозможно! Поэтому еще раз благодарим вас! Именно в такой ситуации и ясно, кто человек, и вы Человек! На связи)».